Как он и ожидал, Тобиас ничего не ответил на это и в замешательстве опустил глаза. Он не терял надежду когда-нибудь стать отцом, и поэтому сейчас не мог высказаться против ведущей роли мужчины в воспитании: это могло в будущем обернуться против него самого.
– Кит останется со мной! – лепетала Филиппа, цепляясь за Белль. – Он останется, говорю я вам!
– Mon Dieu! – воскликнула Белль, не в силах больше выносить это. – Ребенок должен оставаться с матерью, по крайней мере до более зрелого возраста! Неужели у кого-то хватит жестокости разлучить мать и сына?
Она обратила умоляющий взгляд сначала к Корту, а потом к мужу.
– Несмотря на то что мои симпатии полностью на стороне племянницы, – раздался голос Эразма Кроу-тера, чем-то похожий на ворчание собаки, которую раздразнили, – в вопросе воспитания закон всегда отдает предпочтение отцу, а если такового нет, то опекуну, который, как вы все знаете, выбирается из числа лиц мужского пола. Женщины, как правило, это игрушки эмоций, а мужчина способен принимать разумные решения. Женщина вырастит из отрока истеричное и избалованное создание, мужчина же превратит его в ответственного члена общества.
Все четыре присутствующие дамы устремили на дядю Филиппы взгляд, весьма далекий от симпатии.
– Каковы бы ни были мнения присутствующих, решение остается за Тоби, – подытожил Корт.
Уверенный в победе, он сложил руки на набалдашнике трости и замер в ожидании. Взгляды устремились к виконту, лицо которого жалобно сморщилось, словно он безмолвно просил снять с его плеч тяжесть решения. Молчание затягивалось. Филиппа поднесла руку ко рту, словно заранее заглушая крик отчаяния. Лицо ее было бледно, на лбу и висках выступила испарина. Она была на грани нервного срыва.
– Э-э… я с-согласен с-с Филиппой, – наконец начал Тобиас, отчаянно заикаясь. – Я д-думаю, чт-то для м-мальчика б-буд-дет лучше, ес-сли он ост-танется в Сэндхерст-Хо… Хо… Холле, с м-мамой и б-бабушк-кой!
– Но ведь Корт и не предлагал разлучить Кита с мамой, – с добрейшей улыбкой сообщила леди Августа. – Вы все его не так поняли. Он только хотел, чтобы оба они переселились в Уорбек-Кастл. Это вполне удобно, раз я тоже там нахожусь.
– Никогда! – вскричала Филиппа с ужасом. – Поймите же, это… это немыслимо!
– Чт-то ж, значит, ребенок ост-танется в Сэнд-херст-Холле, – заключил Тобиас.
– Решено, пусть остается здесь до тех пор, пока не станет постарше, – быстро добавил Корт, с новообретенной хитростью притворяясь нимало не разочарованным. – Но в этом случае я вынужден настаивать на том, чтобы мне был открыт свободный доступ в Сэндхерст-Холл. Как опекун, я обязан регулярно проверять, все ли в порядке у моего подопечного.
– Я отказываю вам в этом! – заявила Филиппа, к которой вернулась утраченная было уверенность.
– Я тоже против, – сказала Белль.
Она сузила глаза и вперила в мужа взор, в котором ясно читалось: надеюсь, ты и на этот раз поступишь так, как я хочу.
– В глаз-зах закона К-корт, как и я, является опекуном К-кита, – сказал Тобиас очень тихо, но с каменной твердостью в голосе, – и пот-тому имеет полное право посещать своего п-подопечного в любое время дня.
Корт незаметно обвел взглядом собравшихся. Только в карих глазах Белль читалось сочувствие к Филиппе. Леди Августа обмахивалась веером, улыбаясь так, словно все устраивалось к всеобщему удовольствию. Эразм Кроутер согласно кивал, и даже леди Гарриэт, от которой Корт ожидал резкой вспышки или хотя бы выражения недовольства, хранила молчание.
– Итак, будем считать, что соглашение между опекунами в этом вопросе достигнуто, – сказал Корт мягко.
– Пусть будет так… – бесцветным голосом произнесла Филиппа, и плечи ее поникли. – Однако… – она подняла взгляд и сделала слабую попытку вздернуть подбородок, – однако я настаиваю на том, чтобы ваши встречи с Китом проходили в моем присутствии.
– Это подходит мне как нельзя лучше, – сказал Корт, и лицо его озарилось откровенной улыбкой победителя.
Корт рассчитывал отправиться в Сэндхерст-Холл рано поутру, но непредвиденные дела отсрочили поездку, поэтому всю дорогу до Чиппингельма он подстегивал гнедых и притормозил, только въезжая в городок.
Подъехав к церкви святого Адельма, он увидел Филиппу, только что вышедшую из центрального придела в сопровождении преподобного мистера Троттера. Они некоторое время разговаривали, стоя под каменной аркой портала, а потом пошли к воротам церковного двора по кирпичной дорожке, вдоль которой росли маргаритки.
– Доброе утро, леди Сэндхерст, – сказал Корт громко. – Ваше преподобие, доброе утро. Вижу, в провинции поднимаются не так поздно, как принято считать в Лондоне.
Филиппа смотрела на него молча и серьезно.
– Вы все шутите, ваша милость, – с благодушием священника большого и богатого прихода откликнулся мистер Троттер. – А ведь пословица гласит: кто рано встает, тому и Бог дает!
Корт рассеянно улыбнулся в ответ, разглядывая Филиппу. На ней было муслиновое платье в зеленую и серую полоску, настолько воздушное, что ветерок, играя легкой тканью, очерчивал каждый изгиб тела. Соломенная шляпка скрывала волосы Филиппы, но несколько прядей выбились и золотились на солнце. За ночь тучи унеслись прочь, и в солнечном свете, пробивающемся сквозь листву вязов, она выглядела свежее цветка, полного утренней росы. И без сомнения, пахла она так же нежно и волнующе, свежестью и чистотой, как полевой цветок. Корт испытал в этот момент не физическое влечение, нет, а странный трепет души.
– Доброе утро, ваша милость, – со спокойной любезностью сказала Филиппа и слегка склонила голову. – Насколько я понимаю, вы едете в Сэндхерст-Холл?
– Именно так. Я намеревался быть там раньше, но пришлось заняться неотложными делами.
– В таком случае я не прощаюсь с вами. Я распорядилась, чтобы мистер Томпкинсон ждал вас в библиотеке. Вашему вниманию будут предложены все необходимые бумаги.
Корт искал и не находил в ее лице и глазах даже намека на вчерашний страх. Филиппа выглядела спокойной, даже безмятежной, словно находилась в ладу с самой собой. Возможно, подумал он, исповедь облегчила ее мятущуюся душу.
Кучер помог ей подняться в кабриолет, сам устроился рядом и взялся за вожжи, ожидая сигнала к отправлению.
Викарий с самым благосклонным видом пожал ей руку.
– Хочу еще раз подчеркнуть, как мне радостно, леди Сэндхерст, что вы приехали повидать меня сегодня. Я постараюсь в самом скором времени устроить то, о чем вы меня попросили. Прошу вас и впредь бывать и в церкви, и в моем доме. Миссис Троттер будет рада вам.
Филиппа тепло улыбнулась викарию, коротко кивнула Корту и сделала знак кучеру.
Корт некоторое время следил за быстро удаляющимся кабриолетом и думал о том, что его бывшая жена так и не научилась править. Когда-то, на заре их знакомства, он обещал, что научит ее этому. Воспитанница приходского пансиона и к тому же сирота, она и ездила-то в экипажах от случая к случаю, может быть, несколько раз за всю жизнь…
Он хорошо помнил день, когда в Гайд-парке позволил Филиппе самой управлять парой серых в яблоках лошадей. Она была вне себя от восторга, даже подпрыгивала на сиденье, словно ребенок, впервые приглашенный на детский праздник. А он сказал, что, если она будет себя так вести, ее примут за девчонку, а его – за совратителя малолетних. Это вызвало у Филиппы приступ смеха, такого музыкального и искреннего, что не одна пара глаз с восхищением посмотрела на нее. Он так и не сумел привыкнуть к тому, что все мужчины как один с первого взгляда влюбляются в его невесту…
Когда кабриолет скрылся за поворотом, мистер Троттер, тактично державшийся в стороне, подошел к Корту.
– Не желаете ли пройти в дом, ваша милость? Супруга моя будет просто в восторге. Если бы вы знали, что за булочки она печет! Уверен, вы оцените ее кулинарные способности и с удовольствием отдохнете за чашечкой свежего чаю.
– К сожалению, я очень спешу. Неотложные дела в Сэндхерст-Холле. – Корт приподнял бровь и продолжал после недолгой паузы: – Меня удивляет, что вы столь же сердечно пригласили в гости и леди Сэндхерст. Насколько мне помнится, миссис Троттер – женщина весьма строгих правил. Другое дело, пригласить леди Сэндхерст на исповедь, чтобы она могла покаяться в грехах.