Здесь же с Леной вроде мой принцип не нарушался: она уже давно не была женой друга.
Тело у Лены было необычно шелковисто-бархатистым, кожа была настолько нежной, что гладить ее было величайшим удовольствием. «Я знаю, что я такая, — сказала она, — мне уже говорили об этом». Уровень тестостерона у меня в ту ночь был очень высок, и я пять раз кончал в Лену. К сожалению, моя бурная активность не сделала ее такой же, она оставалась чуть прохладной, как ее шелковистая кожа. Может быть, из-за ее бесстрастности мне хотелось ее опять и опять, я надеялся расшевелить ее, довести до кипения. Она всякий раз принимала меня безотказно, обнимала меня крепко, ее pussy была очень влажной от моей обильной спермы, но я не чувствовал ответного излияния. На мой вопрос она ответила: «Я такая, мне приятно с мужчиной, приятны объятия, приятны движения во мне, но что такое оргазм по-настоящему, не знаю». — «Ах, жалко, что послезавтра я уезжаю, ты бы познала, что такое оргазм».
БИРУТЕ
В конце ноября выпало много снега, было чуть холодновато, градусов десять, не меньше. Я шагаю по улице, высокий и здоровый, радуюсь всему, что вижу. Я люблю жизнь, люблю людей, люблю, наверно, немножко себя — неосознанно, и улыбаюсь. Под вечер морозец стал поострее, и я зашел в кафе около кинотеатра «Балтия» выпить рюмку коньяка для «сугрева». Зал был пустой, только за одним столиком сидела девушка. Официант принес коньяк с бутербродом. (Русские люди никогда не пьют без закуски, может, поэтому и пьют больше, чем на Западе, где экономят на всем, включая закуску.) Я посмотрел на девушку: «Можно, я к вам сяду?» Что-то грустное просвечивалось на ее молодом лице. Днем случилось несчастье. Бируте (так звали девушку) работала водителем небольшого фургончика, доставляла товары со складов в магазины. Как раз позади кафе, где мы сидели, в узком переулке был «черный вход» в универмаг, напротив которого девушка поставила машину. Когда разгрузка закончилась, Бируте села за руль и включила заднюю передачу, чтобы отъехать от ступенек магазина. (Надо сказать, что тогда не было автоматического сигнала, как сейчас.) А под задним колесом играл пятилетний мальчик. «Не знаю, что сейчас будет, на сколько лет меня посадят, и жить не хочется». «Выпей немножко», — и я подвинул к ней рюмку с коньяком.
Потом мы шли по вечернему городу. Я решил не оставлять ее одну и проводить до Малой Деревни (пригород Клайпеды), где она жила. Для нее я оказался настолько нужным, большим подарком, потому что мы говорили о чем-то другом, не о несчастье, и Бируте впервые с момента случившегося чуточку расслабилась и улыбалась, слушая мои смешные истории, которые я «сыпал» без перерыва.
Около дома, где она снимала комнату или койку, мы обнялись, и я поцеловал ее: «Не отчаивайся, жизнь ведь все равно продолжается». «Я не могу пригласить тебя к себе», — сказала Бируте. «А мы постоим здесь немножко». Мои руки чувствовали тепло под ее одеждой, и хоть был мороз, но я приспустил теплые рейтузы девушки и наклонил ее к заборчику. Когда ее лоно стало влажным, и она слегка застонала, я вжался в нее насколько можно и тоже застонал.
Затем мы стояли обнявшись, нам было тепло, мы были как одно целое. «Спасибо тебе за все, — сказала Бируте, — теперь, может быть, я усну».
СТУДЕНТКА
Мне было за пятьдесят. Я ехал на своем «мерседесе» из Вильнюса. Возле Кришкальниса (около ста километров от Клайпеды) голосовала молодая девушка. Я остановился:
— Куда?
— В Палангу.
— Садись. Зачем в Палангу?
— К маме. Я перешла на второй курс университета, а сейчас — на каникулах.
— А что учишь?
— Литературу. Буду учительницей.
— Похвально, всю жизнь уважал учителей. Сколько лет тебе?
— Двадцать через месяц. А вы чем занимаетесь?
— Капитан я, почти с детства в морях.
— О-о-о, все девчата любят моряков.
— И ты тоже?
— Немножко, — засмущалась моя попутчица.
За бортом автомобиля сиял солнечный июльский день. Невысокие деревья на обочине шоссе тоже радовались лету и ярко зеленели. Невольно хотелось остановиться и присесть в тени на бархатной травке. В моей жизни это был хороший, в общем-то, творческий период: я сидел в директорском кресле судоходной компании, четыре больших корабля неплохо работали, и каждое утро я вставал с радостным настроением. После офиса я часто заходил в контору госпредприятия «Юра» (бывший «Тралфлот»), где еще сохранялась структура с советского времени и где сидели те же служащие, как и в «довоенное» время. Я заходил в кабинеты. Говорил с некоторыми женщинами о моем бизнесе, и вскоре стал чувствовать какое-то другое, отличное от прежнего — капитанских времен — внимание этих милых женщин. Потихоньку осмелев, я стал приглашать то одну, то другую пообедать со мной в уютном месте за городом, обычно в гостиничном ресторане. А иногда женщина без обиняков намекала, что хорошо бы встретиться наедине. Я был уверенным в себе бизнесменом, и, видимо, запах успеха, запах самоуверенности привлекает самку, в данном случае — женщину. Секретарша генерального директора, молодая рослая литовка Ниёля призналась в постели, что давно мечтала переспать со мной. Обычно после обеда мы поднимались с приглашенной женщиной в гостиничный номер, иногда задерживаясь и опаздывая на работу. Я уже давно не занимался коллекционированием, что было по молодости, но к тому времени (по скромным подсчетам) имел более 400 женщин почти со всех континентов, кроме Австралии. И никакой болезни за долгую (уже!) жизнь. Почти каждую неделю у меня была новая партнерша, но ни одну из четырех женщин, работающих в моем офисе, я не приглашал обедать, инстинкт подсказывал: нельзя! Я стал прямо как поручик Ржевский; не знаю, куда подевались мои природные робость и скромность; возможно, женщины помогли избавиться от них. Один, не совсем приятный для меня эпизод: лучшая подруга жены, на квартире которой мы когда-то жили и которая была замужем за известным литовским капитаном, нашим хорошим другом — мы всегда отмечали праздники вместе, — однажды позвонила мне, попросила встретиться, а после обеда откровенно предложила себя в любовницы. Я все-таки при всем при том оставался порядочным человеком — с женами друзей никогда не крутил любовь — и тактично увильнул от «соблазна».