Давным-давно, когда я был молодым вторым штурманом на СРТ (средний рыболовный траулер), мы ловили рыбу дрифтерными сетями недалеко от маяка Нантакет. Тогда территориальные воды США были только три мили. В этих местах летом при солнечной погоде всегда стоит небольшая дымка, так как от испарений морской воды в воздух поднимаются мельчайшие крупинки соли, которые и создают дымчатую мглу. Даже многие моряки думают, что дымка — это легкий туман. Было солнечно — штилевая погода, мы лежали в дрейфе на сетях, и был День Рождения моей первой жены Саши. Я поставил на стол ее фото, достал заветную бутылку водки и пригласил в маленькую каюту капитана и старший комсостав — старпома, стармеха, радиста. После первой рюмки капитан Макаренко Валерий Борисович, прекрасной души человек и талантливый рыбак (позже он всю жизнь провел на БМРТ), сказал: «Красивая у тебя жена, Демьяныч». «Других не держим», — пошутил я. «За ее здоровье и за ваше счастье!» Как-то незаметно разговор перешел на женщин. И пошла обычная мужская моряцкая «травля». Валерий Борисович, захмелев — кто-то принес еще бутылку, — спросил: «А в попу пробовал?» Мне, молодому мужу, было как-то даже не по себе от этого вопроса, чем-то грязным отдавало. «Иногда это совсем неплохо, — продолжал умудренный жизнью капитан, — некоторые женщины даже любят это, если очень влюблены в мужчину». После рейса мы с Сашей решили попробовать. Первый опыт оказался печальным: Саша сразу побежала в туалет, и мы никогда больше не практиковали с ней это. Оба были неопытными в какой-то степени, я думаю, эта неопытность и помогла нам разойтись. Вообще-то, надо признаться, у нас не было гармонии, чем-то мы не «срослись», было у нее немножко высокое самомнение, возможно, ей не стоило выходить замуж за моряка. Хотя второй муж тоже был моряк — недобрым словом вспоминает он Сашу, заставившую его заняться контрабандой, из-за чего мужчина потерял работу. С третьим мужем, подполковником милиции, она также не смогла ужиться — мол, жадный, и долгие годы живет одна, но со своими хорошими стихами: «В комнате дышат лохматые тени, шторой задернут лунный фонарь». Чудно, не правда ли? И еще один хороший стих, понравившийся мне.
Наверное, Саша счастлива по-своему, а стихи помогают ей в ее одиночестве. Как сказала Люба Оробейко — ее подруга и жена моего однокашника, «Саше не дано было от природы уметь любить, ей просто хотелось нравиться многим — это ее беда, беда попрыгуньи-стрекозы». Конечно, мы оба были не ангелами, в чем-то я допускал ошибки, которые Саша могла бы подправить, но она не горела таким желанием, видимо, считая, что рядом с ней должен быть идеальный мужчина. Но идеалом не рождаются, идеалом становятся. Разрыв произошел, когда, вернувшись из моря, я увидел у дочки протертый локтем до дыры рукав школьной формы. Ладно, не было денег на новое платьице, но аккуратно заштопать мать обязана.
Я уходил в очередной рейс и оставил Саше письменное согласие на развод. Наша знакомая, присутствовавшая на суде, рассказала позже, что Саша наговорила на меня много «выдуманной неправды, не очень чистой — мягко выражаясь». Даже эта знакомая была возмущена таким поступком, ибо знала, что я был хорошим семьянином, трудягой, и хоть порой не хватало денег, но я сумел получить трехкомнатную квартиру (помогли мой однокашник Сергей Герасимов и мой начальник — светлой памяти — Гребенченко Виталий Григорьевич). Квартиру я оставил Саше.
Уезжая из Клайпеды, Саша сказала, улыбаясь, друзьям: «Петя любит меня так сильно, что если мне будет трудно, я вернусь к нему, и он меня примет».
Через 20 лет, когда я был «freelance», то есть «свободный стрелок», а у Саши что-то не клеилось с последним мужем, наша дочь, наша хорошая, славная дочурка Лена, взявшая лучшее от моей породы и очень похожая на меня, организовала встречу: уж очень ей хотелось сесть между папой и мамой и обнять обоих — естественное желание каждого ребенка. Саша приехала в Прибалтику из Перми. Я встречал ее на своем «мерседесе» у границы с Латвией. Вот из машины вышла женщина, приятная на вид, в шляпе с большими полями. Перед этим я чуточку волновался. Но когда посмотрел на Сашу — у меня в душе не шевельнулось ни капельки теплого чувства: предо мной стояла не когда-то любимая Сашенька, передо мной стояла совсем чужая, неинтересная мне женщина со следами былой красоты. Я был сам поражен таким равнодушием. Надежда, что я буду любить ее всю жизнь, увы, не оправдалась.