До этого момента он не понимал, что именно такая единственная мечта о будущем у него и была все время. Все, что ему нужно было сделать, это найти способ иметь счет в банке, который сможет обеспечить его семьи тот комфорт, который им необходим. Но его цель состояла в том, чтобы по чаще, нежели изредка, давать им то, что они хотели. Не говоря уже о том, что он хотел бы позволить себе загрузить всю семью в машину или в самолет, отправившись навестить свою сестру Карм в Калифорнии. Или отвезти их на море, где дети могли бы играть в песке на пляже, а он мог бы трахать свою женщину под звуки прибоя, доносящиеся через окно.
Желая иметь семью, которую он в состоянии бы был полностью обеспечить, он никак не мог взять в толк, где его брат ошибся. Учитывая, что они росли вместе, Бенни не мог взять в толк, почему, черт возьми, его старший брат Винни захотел чего-то намного большего.
С тех пор как Фрэнки ранили, ему пришлось болезненно смириться, почему он оказался таким придурком по отношению к ней, а затем составить план, как все исправить.
Тогда он не потрудился разобраться, почему Винни загубил свою жизнь.
Фрэнки, такая чертовски великолепная, абсолютно превосходная... запасть на нее было легко. И Винни делал все возможное, чтобы дать ей все, чего она хотела, пытаясь ее удержать. Но Фрэнки никогда не говорила, что хочет чего-то большего, кроме любви и крепкой семьи, которую она с радостью помогала создавать его старшему брату.
Поэтому Винни сам решил что-то себе доказать.
Бенни просто не понимал, что он собирался себе доказать. И нужно ли было? Их отец не был мямлей, может он и был не совсем целеустремленным, отчего его дети тоже не стремились к какой-то карьере. Мама тоже не была тряпкой, но она никогда им не говорила, что возлагает на своих детей большие надежды, кроме надежды, что ее сыновья слишком рано не обрюхатят какую-нибудь девушку или не вернутся домой после очередной вечеринки все в крови.
Родители просто хотели, чтобы их дети были счастливы.
Дети для них всегда были их детьми. И у детей не было другого выбора, кроме как повзрослеть, имея голову на плечах. Его родители могли и действительно оказывали своим детям поддержку — давали советы, иногда проявляли разочарование, подталкивая своих детей научиться правильным вещам, но ни один из них не рубил с плеча.
Так что Бенни не понимал своего брата. Не понимал, брат взрослел вместе с ним, получая любовь, уважение, хорошую жизнь в семье, откуда в нем появилась эта страсть к легким деньгам, готовый пойти на все, что так сильно облажался и потерял все чертовски рано.
И самое поганое для Винни заключалось в том, что он прекрасно осознавал, что никогда не достигнет своей призрачной мечты. Она всегда бы маячила перед ним вопросительным знаком по жизни, нет, чтобы разобраться в себе самом, найти ответ, стереть этот знак — знак, который никогда не исчезнет.
Винни оставил Бенни с этим вопросом. Он оставил своих предков с вопросом. И он оставил также Фрэнки. Интересно, почему он был таким, каким был. Но что еще хуже, задаваясь вопросом, мог ли кто-то из них что-то сделать, чтобы остановить это.
Бенни не мог отрицать, что это выводило его из себя. Хотя он перестал отрицать, что злился на своего мертвого брата, а не на женщину, находящуюся наверху в его доме. Было неприятно испытывать такое чувство к любимому брату, больше не способного ничего объяснить или загладить свою вину. Эта рана рваная, болящая, кровоточащая была постоянно, ее невозможно было залечить. И Бенни подумал, хотя это может быть спорно, что эта рана, оставленная братом, возможно даже хуже, чем то, что Винни перешел на темную сторону, работая на Сэла, жестоко расставшись с жизнью.
При этой мысли он услышал звуковой сигнал кофеварки, что кофе готов. К тому времени, как вода в душе выключилась, он налил кружки. Он принес их наверх, поставив на тумбочку, затем постучал костяшками в дверь ванной, сообщив, что кофе ждет. Он спустился по лестнице, возвращаясь на кухню, когда его родители вошли через заднюю дверь в дом.
— Caro, — приветствовала его мать, направляясь к нему, рассеянно целуя его в щеку, затем направляясь к кофейнику.
— Бен, — поприветствовал его отец, глядя не на Бенни, а на потолок.
Очевидно, Винни-старшему надоело ждать, чтобы разобраться с Франческой. Глядя на него, Бенни подумал, что его отцу, возможно, и надоело ждать, но он не с нетерпением ожидал встречи с Фрэнки.
— Она только что из душа, пап, — сказал он своему старику, и глаза Винни-старшего обратились к нему. — Это означает, что у тебя есть по крайней мере час и сорок пять минут, пока она уложит волосы, поэтому ты можешь выпить кофе и смириться с тем фактом, что она Фрэнки. Она не изменит свои привычки даже ради тебя.
— Я говорила ему об этом, — вставила его мама. — Он решил сделать все по-своему.
Винни-старший бросил мрачный взгляд на свою жену, затем сменил тему, приказав:
— Кофе, женщина.
Она повернулась к нему с кофейником в руке, две кружки уже стояли перед ней на стойке. — Знаешь, как и каждый раз за последние сорок один год, когда я нахожусь рядом с кофейником, уже наливаю тебе кружку. И точно так же, как каждый раз за последние сорок один год, когда ты приказываешь мне принести тебе кофе вместо того, чтобы попросить его, мне хочется швырнуть в тебя кружкой. Сейчас, слыша это в течение сорока одного года, я удивляюсь, почему я сдерживалась все это время.
— Ты сдерживалась, потому что за сорок один год ни разу не заправили бензобак своей машины. Ты получаешь хорошее от меня, Тереза, должна принять и плохое.
— Ты заправляешь мой бак может раз в неделю. Может. Я наполняю тебе кофейную кружку чаще одного раза в день. Это не равноценный обмен, — ответила мама.
Господи. Они пробыли две минуты и уже начали спорить.
— Точно, — вмешался Бенни. — Но если хотите поругаться, сделайте это после того, как я выпью чашечку кофе.
При этих словах Тереза перевела взгляд на своего сына.
— Caro, ты не пил кофе?
— Кофейник опустел только что. Я отнес кофе женщинам наверху. Так что, нет.
Лицо его матери смягчилось, когда он упомянул, что позаботился о Фрэнки. Чего его мать не сделала, так это не отодвинула кофейник в сторону и не поставила еще одну кружку.
Поэтому он подошел, чтобы достать себе кружку.
— Я поняла, поняла, — пробормотала она, прогоняя его, прежде чем заявить: — Я так понимаю, ты не приготовил Фрэнки яичницу с беконом.
При этом Бенни чертовски надеялся, что он сможет разобраться с Фрэнки, как можно скорее. Тогда он надеялся, черт возьми, по его мнению, они могли бы получить то, чего оба хотели. И в этот момент он надеялся, когда это произойдет, кухня перестанет быть его кухней и будет принадлежать Фрэнки. Тогда она смогла бы побороться за превосходство с его матерью, и Бенни мог бы прекратиться заниматься этим дерьмом на кухне.
— Ма, ты же знаешь, Фрэнки любит сладкое по утрам, — напомнил он ей.
— Тогда я испеку блинчики, — ответила его мать.
Бенни посмотрел на своего отца.
Его отец взял кружку и уселся за кухонный стол Бенни. Он также поймал взгляд сына и пожал плечами. Затем сделал глоток кофе и откинулся на спинку стула, вытянув одну ногу, как будто ему принадлежал этот гребаный стол и дом, в котором он находился.
Поскольку от отца помощи не последовало, то не стоило хлопот отговаривать мать. Фрэнки съела бы блинчики Терезы, несмотря на то, что ей очень нравился кофейный кекс или захотела заменить его на пончики, заставив Бенни тащить свою задницу за ними.
— Кофе, mio figlio, — пробормотала его мама. (mio figlio – мой мальчик, — итал.)
Бенни посмотрел на нее, она протягивала ему кружку.
Он взял ее и подошел к столу.
Его мать подошла к холодильнику.
Он допивал кофе, слушая, как наверху включается и выключается фен (включается и выключается, и опять), надеясь, что Фрэнки стряхнула с себя утреннее оцепенение. В то же время он надеялся, что его мать принесла с собой одежду Фрэнки, способную прикрыть ее, например, водолазки и мешковатые толстовки, как вдруг раздался звонок в дверь.
Его мать повернулась лицом к кухонной двери, взгляд отца остановился на нем, Бенни поднялся со стула.
Он никого не ждал, но Фрэнки находилась у него в доме. Слухи разносились по округе быстро.
Мэнни тоже хотел загладить свою вину перед Фрэнки, но Мэнни ни за что не завалился бы к нему в такую рань. Мэнни жил с женщиной, они были вместе больше года, и ма прикусывала губу, когда они съехались два месяца назад, а на пальце Селы так и не было кольца Мэнни.
Села была хорошей женщиной. Бенни она нравилась. И его брат приходил на работу с довольным выражением на лице, сообщавшим, что ему нравилось та, кого он оставил дома. Итак, Бен знал, что брату нравится проводить время дома, особенно если мужчина получает то, что мужчина, очевидно, получает... по утрам.
Сэл любил приходить утром. Как и Джина. Парни Сэла знали, что лучше не показываться у дверей Бенни ни утром, ни в любое другое время. Но большой босс и его жена могли делать все, что, черт возьми, им заблагорассудится.