Странно, но, встав с кровати после того, как я надела туфли, с распущенными волосами, накрашенная, в платье, которое выглядело сексуально, но было удобным, возвышаясь на моих обычных каблуках, я почувствовала себя лучше, чем за последние недели.
Наконец-то я почувствовала себя самой собой.
Я закрыла свой чемодан, поставила его колесики на ковер и выкатила, идя по коридору с большей бодростью, чем когда-либо, крикнув:
— Ладно, с этим покончено. И я заметила, что у нас заканчивается виноградная фанта, так что по дороге домой мы должны заехать...
Я замолчала и остановилась как вкопанная, когда вошла в гостиную / столовую и увидела Бена в углу гостиной с рядом полок, которые я еще не успела разобрать и упаковать.
Он повернулся ко мне и замер, но я не заметила этого, потому что увидела, что он держал в руке — тяжелую, дорогую, красивую стеклянную рамку, в которой, как я знала, находилась моя фотография восемь на десять с семьей Бьянки на Рождество много лет назад.
Мы все столпились перед елкой. Приехала Карм с мужем и детьми, так что мы все прижались друг к другу, чтобы вписаться в кадр. Мэнни, Тереза и муж Карм, Кен, даже стояли на коленях, чтобы вместить нас всех.
Все так широко улыбались, что было нетрудно догадаться, что каждый из нас смеялся.
Мы и смеялись.
Фишка этой фотографии заключалась в том, что Винни-младший подхватил на руки маленькую дочку Карм, ее маленькая ножка прижималась к его груди, маленькая ручка лежала на его горле, его руки надежно и крепко прижимали ее к своему высокому телу.
Я осталась одна.
Я вспомнила то Рождество. Вспомнила, как делали эту фотографию. Вспомнила, что казалось совершенно естественным, что мы с Бенни пошли искать друг друга, мы и нашли. Уже не помню, кто из нас сделал этот шаг, он или я, но это было настолько естественно. Нас просто потянуло друг к другу.
Итак, на этой фотографии все прижимались друг к другу, я прижималась спереди к Бенни, мои руки крепко обнимали его за талию, голова лежала у него на плече. Одной рукой он обнимал меня за талию, другой крепко обнимал за плечи, и можно было увидеть, как его пальцы путались в моих спадающих волосах.
Если бы кто-нибудь посмотрел на эту фотографию, кто был не в курсе, то решил бы, что я принадлежу Бенни, а не Винни. Карм и Винни-старший стояли между нами. Меня и близко не было к Винни.
Зато я крепко прижималась к Бенни.
Это была единственная фотография Винни, которую я выставила на всеобщее обозрение. Фотография, на которой были изображены все Бьянки.
И я держала ее на полках в своей гостиной рядом с телевизором.
Это означало, что я видела эту фотографию каждый день.
Мои глаза метнулись к Бенни, и я начала:
— Я...
Больше я не вымолвила ни слова.
Если бы у меня хватило ума угадать, я все равно не смогла бы угадать, что прочитала в выражении его лица, когда он увидел эту фотографию.
Но когда я посмотрела ему в лицо, то поняла, что он думал не о фотографии.
И я отпустила ручку своего чемодана и успела отступить на три шага, когда он отложил фотографию в сторону и бросился на меня, действуя в соответствии с тем, что он задумал.
Три шага, и он поймал меня, развернул, у меня не было выбора, кроме как прижаться к стене, потому что его тело пригвоздило меня к стене.
Я подняла глаза и увидела прямо перед собой его лицо, взгляд его глаз, от которого у меня внутри все сжалось так, как никогда в жизни.
— Бен...
Его руки потянулись ко мне, одна оказалась на моем бедре, другая — сбоку на шее, он прервал меня.
— Ты сейчас серьезно?
— Я...
Прорычал он, у меня от его рычания подкосились колени, когда он заявил:
— Потому что я сейчас серьезен.
Внезапно мне понравилось, что он серьезен, хотя до конца я не была уверена, о чем он вообще говорит.
— Малыш, — прошептала я, понятия не имея, зачем это сказала.
— Да, — прошептал он в ответ, его пальцы на обеих руках впились в меня, лицо приблизилось. — Ты сейчас серьезно.
И он поцеловал меня.
На этот раз никакого прикосновения губ. Он целовал. Пальцы впились в меня, губы открылись, язык проник внутрь, целуя меня.
Я даже не сопротивлялась. Ни одного протеста.
Нет.
Я пробовала горячее, сладкое великолепие Бенито Бьянки, чувствовала его руки на себе и запах его лосьона после бритья. Мои руки поднялись к его шее и скользнули вверх, погружаясь в его густые, фантастические волосы, и я прижала его к себе.
Когда я это сделала, Бенни так восхитительно переплел свой язык с моим, что у меня поджались пальцы на ногах в шпильках. Он запустил одну руку мне в волосы, а другой обхватил мою задницу, притягивая к себе.
Я прижалась ближе.
Бенни целовал меня сильнее.
Боже, он чувствовался так хорошо. Он был так хорош на вкус.
Я не целовалась с тех пор, как Бенни в последний раз подарил мне поцелуй.
Тогда я была пьяна, но до сих пор помню то ощущение, что это было очень хорошо.
Этот же поцелуй был лучше. Гораздо лучше. Слишком намного лучше. Слишком опасный.
И слишком удивительный.
Мне хотелось больше.
Поэтому я прижалась ближе и захныкала от этой потребности ему в рот.
Это привело к печальному результату: Бенни прервал поцелуй, его рука переместилась с моей задницы, обняв меня за талию, другой рукой, скользнув вниз, снова обхватив сбоку меня за шею. Он прижался своим лбом к моему.
— Господи, вот черт, — пробормотал он, и я открыла глаза, увидев, что его глаза закрыты.
Боже, он был прекрасен — так близко с закрытыми глазами, раздражал меня, был нежен со мной, защищал меня.
Всегда.
Я скользнула руками вниз, где могла прижать ладони к мышцам его шеи под ушами, продолжая держать пальцы в его потрясающих волосах.
Его глаза открылись.
Еще больше красоты.
— Я причинил тебе боль?
И больше красоты.
— Нет, — прошептала я.
— Это платье, детка, — прошептал он в ответ, объясняя поцелуй.
— Оно наименее сексуальное из тех, что у меня есть.
Его глаза снова закрылись, и он повторил:
— Господи, вот дерьмо.
Я буквально сошла с ума от его поцелуя, мне захотелось улыбнуться. Я чувствовала, как внутри борюсь с улыбкой, желающей вырваться на свободу. И я хотела ее выпустить, потому что было так чертовски приятно знать — единственное, что мне нужно было сделать, это надеть такое сексуальное платье, тогда могла бы заставить Бенито Бьянки потерять контроль.
Мысль явно была не совсем здоровой. Даже нерациональной, учитывая мое отношение ко всему, что касается нас с Бенни.
Но она у меня возникла.
Я отогнала свою мысль, но едва-едва.
— Ты сказал, что не поцелуешь меня до понедельника, — напомнила я ему, и его глаза открылись.
— Я не знал, что в воскресенье увижу это платье.
— Я не ношу джинсы, — поделилась я.
— Хочу сказать, tesorina, я хочу поцеловать тебя, даже если ты будешь в джинсах.
— У меня возникло тоже такое чувство, — пробормотала я, мой взгляд переместился на его губы.
— Детка, — позвал он, и я снова сосредоточилась на его глазах. — Эта фотография.
Этими двумя словами меня болезненно вырвали из моей зоны счастья — Бенни Бьянки только что поцеловал меня, и бросили в мою обычную зону. Зона, которая мне обычно не очень нравилась, но в данный момент я ее возненавидела.
Я опустила подбородок и прижалась лбом к его груди, говоря:
— Не надо.
— Ты была моей, даже когда принадлежала ему.
Он был прав, хотя даже не имело смысла.
Но я всегда любила Бенни. Мы были близки. Ладили. Из всей семьи Винни я была ближе всех к Бенни. Находясь рядом с ним, я чувствовала себя счастливой.
Я принадлежала Винни, но с каждой неделей, пока Винни делал всякие глупости, я отдалялась от него.
И я принадлежала Бенни. Потом, когда мы потеряли Винни, я облажалась, и он оттолкнул меня.
Я крепко зажмурилась и скользнула руками вниз по его груди, сжимая пальцами его футболку.
— Я должен это сказать. — Произнес он мне в волосы.
— Я не готова.
Его пальцы на моей шее слегка сжались.
— Это должно быть сказано, cara. Я понимаю, что ты сейчас уязвима. Этот поцелуй был как подарок... для нас обоих… но то, что я должен сказать, не об этом.
— Что ты хочешь сказать?
— Я злюсь на него.
Это было для меня таким сюрпризом, что я откинула голову назад и посмотрела ему в глаза. — Что?
— На Винни. Я злюсь на него. Я потратил годы, злясь на тебя, пытаясь заглушить свои чувства к тебе, но чувствую сейчас к нему злость. Я смотрю на эту фотографию... — Он покачал головой. — После того, как стало ясно, как я относился к тебе все это время, почему я так относился к тебе, чтобы не чувствовать того, что чувствую к нему прямо сейчас…Я смотрю на эту фотографию и чертовски злюсь, что он не почувствовал то, что чувствовал я в то Рождество, когда мы делали это фото — любящая семья, Рождество, счастье, смех — и я понимаю, что в его жизни было все, что ему было нужно на самом деле.
Я отпустила его футболку, и мои руки скользнули обратно вверх, обвившись вокруг его шеи, ненавидя каждое сказанное им слово, в то же время, но уже по другой причине, мне нравилось каждое им сказанное слово.