Сложно сказать, обрадовался Халун тому, что у меня уже есть опыт в магическом воздействии, но мы, довольно быстро повторив базу, начали с чего посложнее — магического взгляда. В первый же урок я усвоил для себя, что, если попытаться «отлететь» от себя сильно дальше, чем может дать разум, можно заработать немилосердную головную боль. К счастью, Халун сжалился и снова произнёс какие-то слова, от чего всё выше шеи едва ли не онемело.
Даже после таких небольших нагрузок гамак казался мне самой лучшей постелью в мире и принимал меня с распростёртыми тёплыми объятьями. Грешным делом, я начинал думать, что рано или поздно вот так смогу засыпать даже на худшей из кроватей темницы.
Между тем, я, наконец, разобрался с теми каплями-светильниками на стволе дерева, который и впрямь медленно двигался. Чтобы включить их снова мне требовалось лишь легонько стукнуть или щёлкнуть по любому из них.
Рука медленно, но верно заживала, и Роулл потихоньку перемещал наши занятия на снаряды, где я в силу своих способностей проходил часть пути и потом благополучно срывался на песок. Чаще приходилось отряхиваться, потому что на ноги приземлиться не всегда получалось, но так я хоть разрабатывал пострадавшую руку. На снаряды же посложнее Роулл меня не пускал, должно быть, чтобы я, не дай бог, не треснулся головой.
Надеюсь, чтобы не потерять форму или, вероятнее всего, чтобы мотивировать меня, сам ял проходил их после меня, но с большей скоростью, ловкостью и, конечно же, ничуть не запыхиваясь. Естественно, это мне досаждало, но иногда я замечал детали, помогающие преодолеть тот или иной участок со второго или последующего раза.
После первых тренировок, как водится, всё моё тело болело и по утрам не желало двигаться, однако, если я всё-таки рисковал пошевелиться или не было выбора, то ещё мог что-то сделать, но, как будто в замедленном кино и с ещё большими усилиями. Как и говорил Роулл, рука довольно быстро зажила, хотя нельзя не отметить, что Халун — куда более сильный маг — очень ускорил этот процесс, и на коже остался лишь рубец около ста миллиметров. Таким образом, к концу уже первой недели я мог не очень ловко, но уверенно крутить в правой меч Полосатик. Когда ял увидел это, снаряды для ног сразу разбавились часом фехтования.
В роли мечей выступали деревянные палки без гард и мне по пальцам часто ими прилетало, как, в принципе, и Роуллу. Настоящее оружие ял решил пока не применять, объяснив это тем, что в последний раз я сильно повредил его меч, хотя на моём не осталось ни одной даже самой маленькой зазубрины или отметины. Да и рано, видите ли.
— А в тот раз не рано было? — спросил я, продолжая наш спор о том, с каким оружием лучше заниматься. — Помнится, ещё чуть-чуть, и мы бы просто пустили один другому кровь.
— Ты сам ответил на свой вопрос,— ответил он, но потом всё-таки решил объяснить:— Я хотел увидеть, что ты умеешь.
— А ты, мастер, уверен, что я всё показал?
— Нет, конечно, — усмехнулся он, — бой вышел слишком коротким.
Однако, в один прекрасный день ял где-то откопал специально затупленные стальные мечи. Тут мне стало понятно, что дело пойдёт интереснее, и можно дать хоть немного свободы своим рукам.
Отбегав по снарядам и отдохнув, я пошёл в ячейку, где проводится фехтование, и удивился, ведь вместо деревянных колов, не больше, не меньше, в корзинах появились мечи. Взяв один, я осмотрел его и понял, что красиво, как говорил ял, порезаться им невозможно, но и получить таким по мягким тканям окажется неприятным опытом. Лезвие то ли сколото, то ли затуплено, хотя вес оружие имело приличный, далеко не как у настоящего клинка. А почему «Красиво»? Наверное, ял имел ввиду ровный разрез. Такой, который я получил от своего кинжала.
Примерив болванку по руке и взвесив, я понял, что меч довольно неплохо сбалансирован и хорошо фехтовать им, в принципе, возможно. К тому же рукоять мечу сделали полуторной, то есть, держать клинок возможно, как в одной руке, так и в двух. Такое же оружие взял Роулл, когда понял, что я насмотрелся, и мы, как обычно, приготовились к бою.