Путь в Восточный Талагей будет закрыт. Возможно, даже вера во что-то другое, в ту же Матерь Луну поможет сделать правильный выбор. Луна сияла только ночью. День не был для нее предназначен.
Образы матери и отца размыты. Мин Суэ не вспомнить уже лиц или родных голосов. Все смешалось в огромный ком боли и противоречий. Попыток обнаружить себя во всем этом клубке родов, стран, семей и тайн. Но места слишком мало, особенно для почти полукровок.
Осознание того, что, возможно, во время цинмина, независимо от места и времени, ей все же удастся поговорить с ними обоими. Пусть над головой будет безоблачное небо Эквана, а волны омывать босые ступни; или первая трава щекотать колени, а в светлых небесах взлетая один за одним бумажные змеи расцветут красивыми пятнами — благословение прибудет к ней.
Добрый и дельный совет, мыслью промелькнет в голове, а теплый ветер заменит обьятия.
— А-Суэ, все хорошо? — вопрос Чжаньши вывел девушку из задумчивости.
— Да, — улыбнувшись уголками губ, ради успокоения брата, ответила она. Беспокоить кузена не хотелось.
Храм предков семьи Чень без излишеств, простой и скромный. Словно не это главная усыпальница императорского рода.
Внутри пусто. Все давно ушли на праздничество, успев повидаться с родными. Палочки для благовоний медленно гасли на глазах, дымом обозначая свой конец.
На табличке значилось: Чень Цзян Ао.
Преклонив колени перед могилой отца, Мин Суэ застыла. Так случалось каждый раз и каждый раз был словно первый. Хотелось сказать так много, но на языке не крутилось и слова.
— Давай зажжем благовония — предложил Чжаньши, протягивая палочки. —У меня есть еще и ритуальные деньги.
Сердце Мин Суэ наполнилось теплом. Семья это главное. Несмотря на то, кто ты и где родился. Богатый ты или бедный, здоровый или больной. Семья это то, что оставалось у нас и после смерти. Самое важное и ценное. Кровное или духовное. Оно проникало под кожу, сплетаясь с душой, оставаясь с тобой навеки.
"— Здраствуй, отец, — молитва давалась сложно, будто не потеряла А-Суэ родных много лет назад, а горечь утраты все еще живет в ее сердце. — Я надеюсь, ты счастлив и свободен. И мама возле тебя считает звезды на небосводе, на который вы вместе смотрите. Знаешь, отец, я, наверное, не смогу поклониться для вас. Мне так жаль, я столь неудачлива в этих любовных делах. Живется мне хорошо, младший и старший дядюшки приятны и добры. Подле меня всегда братья и сестры, готовы подставить плечо. Не беспокойтесь за меня".
Чжаньши рядом с ней тихо молился за их дедушку, Великого Императора Восточного Талагея, погибшего совсем недавно. Мин Суэ почти не виделась с ним. Помнит только, как дергала в детстве его седую бороду и смеялась, показывая отросшие белые волосы.
Будучи маленьким ребенок в окружении людей, которым и даром была не нужна.
Столько лет уже прошло с тех пор, как она впервые переступила порог Дворца Тяолао. Стерлись воспоминания о том, как сильно прижимал ее к себе дедушка, еле заметно дрожа. Повторял о том, как жаль, что все так случилось; что теперь все будет хорошо. И как больно видеть в ней сына, сбежавшего от него много лет назад.
У Мин Суэ были отцовские глаза. Черные обсидианы, бездонные темные воды ночного моря.
И знала она, что сильно винил себя император в смерти сына и ее матери, ведь не разрешил им быть вместе, не смог присутствовать в тот момент, когда больная и изнеможенная, некогда великая надежда Сиккрии принцесса Ларделия пришла под стены просить помощи и пристанища.
Пускай не для нее, а только лишь для своего дитя.
— Это дочь Цзян Ао, — сказала она тогда. Стражники бросили в нее камнем.
— Принц умер, сиккрийская оборванка.
В какой ярости был дедушка, вернувшийся после продолжительного путешествия, и услышав о том, как прогнали и бросили на произвол то единственное, что осталось от его младшего сына.
Вскочил он на лошадь, надеясь нагнать родную внучку и Ларделию, но так и не удалось.
Матушка погибла спустя три Луны по их возвращению в Экван, испустив последний вздох в стенах родного дома.