— Вот ваше пальто, госпожа Волкова. — Она протягивает его мне, и я надеваю его, радуясь, что оно скрывает глубокий вырез платья без рукавов. Может, у меня и маленькая грудь, но ее очертания были заметны.
Адриан хватает меня за локоть и ведет к лифтам. Громоздкий Блондин и Кривоносый следуют за нами, но держатся на расстоянии. Эмили и остальные сотрудники стоят перед прозрачным стеклом лифта в знак уважения.
Адриан должен быть кем-то важным, если за ним повсюду следуют охрана и персонал, стоящий наготове, когда он уходит.
Я не думаю, что он шпион, но он кажется более опасным, чем простой бизнесмен. Я бросаю на него быстрый взгляд. Он все еще держит меня за локоть, его прикосновение мягкое, но твердое. Я знаю, потому что, когда я пытаюсь убрать руку, он крепче сжимает ее, запрещая любые движения.
Его послание ясно: я должна соглашаться со всем, что он пожелает. Я подписала ему свою судьбу в тот момент, когда он принудил меня к этому.
Или, может быть, это было, когда он впервые увидел меня и решил, что я буду его женой.
Когда именно это было? Когда он спас меня от проезжавшего мимо фургона? Или когда он попросил меня протереть лицо, как будто пятна на двойнике его жены оскорбили его? Или, может быть, он увидел меня в убежище и с тех пор преследует?
Все время, пока Эмили и другие превращали меня в Лию, я продолжала думать о том, как он нашел меня в гараже. Я не чувствовала, что кто-то идет за мной, и я остро ощущаю свое окружение, учитывая мой статус бездомной.
Бывшая бездомная теперь.
Любой из моих собратьев-бездомных почувствовал бы себя польщенным такой возможностью, но мой желудок скручивался в узел с тех пор, как Громоздкий Блондин схватил меня за капюшон и толкнул в сторону своего босса.
Когда мы выходим из лифта, Громоздкий Блондин спешит к машине и открывает заднюю дверь. И тут я замечаю, что на Адриане только рубашка и брюки.
— Твое пальто наверху. Может, сходим за ним?
— Нет.
— Но там же холодно.
Какое-то время он пристально смотрит на меня.
— Тебе тепло?
— Да, но я уже надела пальто.
— Тогда все в порядке. — Он кладет ладонь мне на поясницу, а другую руку кладет на крышу машины, чтобы я не ударилась головой, и усаживает меня внутрь.
Мои пальцы дрожат, и я сжимаю их на коленях, когда меня окружает запах кожи от сидений. Что это за чувство? Никто не должен быть таким благородным и в то же время пугающе опасным.
Но я должна помнить, что сейчас он меня не видит. Он видит во мне Лию. Я не знаю, почему это заставляет меня хотеть протянуть руку и… что? Убрать себя с ее кожи? Возможно ли это вообще?
Как только Адриан присоединяется ко мне, а охранники занимают свои места впереди, мой желудок урчит. Звук такой громкий, что Громоздкий Блондин и Кривоносый замирают.
Я поджимаю губы, но чувствую, как кровь приливает к щекам. Черт возьми. До этого момента я никогда не стеснялась своего голода.
Спокойный взгляд Адриана скользит ко мне, безразличный — даже скучающий. Я представляю его разозленным, но немедленно выкидываю эту мысль из головы. Он ужасен в своем спокойном состоянии, и я не хочу представлять, как он выглядит, когда злится.
— Что ты хочешь поесть? — спрашивает он.
— Я в порядке.
Он постукивает указательным пальцем по бедру, прежде чем остановиться.
— Ты явно голодна. Еда входит в сделку, и поэтому тебе не нужно стесняться просить ее.
Это одна из главных причин, по которой я согласилась на это в первую очередь.
— Все, что угодно. — Мой голос чуть выше шепота.
— Все, что угодно, — не еда. Выбери что-нибудь.
— Мне все равно, лишь бы это была… еда.
— А что, если я принесу тебе жареных тараканов?
Мой нос морщится, когда я смотрю на него.
Он приподнимает бровь в ответ на мою реакцию.
— Ты сказала что угодно.
— Только не это.
— Тогда уточни. Если ты не будешь выражать себя, то ничего от меня не получишь.
Он всегда так… бесит?
— Сэндвич, — огрызаюсь я и сжимаю губы, надеясь, что он не уловил этого.
Если ему не нравится мой тон, он ничего не говорит и вместо этого обращается к Кривоносому на иностранном языке, который, как я предполагаю, является русским.
Он выглядит немного по-другому, когда говорит на нем, но не совсем в лучшем смысле. Скорее авторитетным и не подлежащим обсуждению. Он также излучает эту атмосферу своим тонким русским акцентом, но на родном языке это звучит яснее. Хотя, может быть, потому что я не говорю на этом языке.
Кривоносый кивает и выходит. После десяти минут полной тишины он возвращается с пакетом еды. У меня слюнки текут от запаха горячего хлеба и свежих овощей. Жаль, что со мной нет Ларри, обычно он крадет для меня бутерброды, и я делюсь ими, но он всегда говорит, что сыт. Ему не нравится, что я ворую алкоголь, но он не против воровать еду. У этого старика извращенное чувство морали.