Я тихо открываю дверь, затем закрываю ее за собой, когда оказываюсь снаружи. Музыка теперь оглушает, как будто я в оперном театре. Жуткое чувство хватает меня за затылок, как марионеточные струны, когда я спускаюсь по лестнице. Я хватаюсь за перила, чтобы сохранить равновесие, потому что мне кажется, что тот, кто ухватился за веревки, толкнет меня на смерть.
Музыка доносится из гостиной, куда Огла привела меня сегодня утром. Я останавливаюсь у входа, когда выясняю причину музыки.
Женщина.
Она стоит посреди комнаты в подвенечном платье, доходящем ей до колен. Оно точно такое же, как на том плакате с Жизель. Балетные туфли закрывают ее ноги, ленты обернуты вокруг икр.
Она стоит на пуантах, ее спина выгнута под невероятным углом. Ее лицо закрыто вуалью, и я не вижу ее, потому что она отвернулась от меня.
Кто она? И какого черта она танцует посреди гостиной Адриана? Только не говорите мне, что это его любовница или что-то в этом роде.
Она вертится в такт музыке на одной ноге, другая напряжена в воздухе. Это должно быть больно. Оставаться на пуантах так долго — сущая пытка, и это напрягает мышцы и сухожилия, вот почему это должно делаться в короткие промежутки.
Я пытаюсь подойти к ней, чтобы увидеть или остановить, но она отскакивает, прыгает, крутится, выгибает спину. Затем она бегает из одного конца комнаты в другой, хватаясь за голову и встречая огорченную музыку актом чистого безумия.
Мои ноги застывают на месте, когда я наблюдаю, как ее безумие разворачивается с ее танцевальными движениями.
Это Жизель.
Музыка поднимается до крещендо, когда она падает на землю, прежде чем снова вскочить на пуанты, раскачиваясь из стороны в сторону.
Пятна крови взрываются на ее ногах, пропитывая атласные пуанты цвета слоновой кости.
Я задыхаюсь.
— Эй, остановись!
Она не останавливается. Ее движения становятся неистовыми, суровыми и бесконтрольными. Кровь заливает обе ее ноги, но она как будто не чувствует боли, стоя на пуантах снова и снова.
— Остановись… — Я рыдаю из-за громкой музыки. — Прекрати!
Она отворачивается от меня, ее голова наклоняется в неправильном положении, прежде чем она возвращается на место.
Кровь брызжет на ее светлую кожу и оставляет пятна по всему ковру.
Мне хочется подбежать к ней, обнять и заставить положить этому конец, но ноги не слушаются. Веревки марионетки удерживают меня на месте, и я не могу дотянуться до них сзади и перерезать.
— Прекрати! — Мой голос истеричен, на грани того, что даже я не узнаю.
Она останавливается на пуантах и поворачивается ко мне лицом, все еще оставаясь в этой позе.
Мои губы приоткрываются при виде ее.
Это я.
Или, во всяком случае, близкая копия меня.
Лицо под вуалью — точная копия моего. Кровавые слезы текут по ее щекам, оставляя красные пятна на вуали и платье.
— Ты остановилась? — шепчет она.
Тошнотворный треск костей эхом отдается в воздухе, и ее ноги подкашиваются.
— Нееет! — кричу я.
Я бросаюсь к ней, но меня дергают за веревочки марионетки, привязанные к моему затылку.
Мои глаза распахиваются, и я задыхаюсь от рыданий.
На секунду мне кажется, что я окажусь посреди крови, или что я стану свидетелем перелома ее ног, торчащих костей или окровавленной, разорванной кожи.
Вместо этого я лежу в постели Джереми, обнимая его маленькое тело, когда он прижимается ко мне.
Снаружи не гремит музыка, и ничто не нарушает тишины.
Долгий вздох покидает мои легкие, когда я бормочу.
— Это не реально. Ничего из этого.
— Что не реально?
Я взвизгиваю от спокойного голоса, доносящегося сзади, и медленно поворачиваю голову, мои пальцы все еще дрожат, но я не отпускаю Джереми. С тех пор как я обняла его сегодня утром, у меня появилась эта болезненная потребность защитить его, думая, что если я не сделаю этого, это будет похоже на потерю моей маленькой девочки снова.
Адриан сидит в тускло освещенной комнате. Только свет от телефона, зажатого между его длинными пальцами, пробивается сквозь черноту. Возможно, это из-за тени, отбрасываемой экраном на его лицо, но сейчас он выглядит еще страшнее. В его темноте нет света. Нет спасения. Нет помилования.
Он как темный лорд, сидящий на своем троне.
Дьявол.
Чудовище.
Злодей.
Врожденная потребность бежать, которую я ощущаю с тех пор, как ступила в этот дом — черт с тех пор, как впервые встретила его, — снова поражает меня.