– Нельзя любить? Но почему?
– Понимаешь, я боялась… Я всегда боялась полюбить слишком сильно… Я видела, как сильно любила Хейзл и как ей потом было больно. Я догадывалась, что когда-нибудь, возможно, полюблю так же горячо, как Хейзл, – слишком страстно, слишком самозабвенно. И тогда я сказала себе, что, когда захочу выйти замуж, найду человека, который мне будет приятен и который будет мне больше другом, чем любовником… Я не хотела, чтобы моя семейная жизнь была бы похожа на семейную жизнь сестры. Я же видела, как страдала Хейзл, когда Пол бросил ее… Знаешь, а ты был прав, когда назвал меня трусихой! – неожиданно закончила она.
– Нет, не прав. Я думал, что все дело во мне. В том, что я тебе не нужен. Собственный эгоизм помешал мне понять тебя до конца. Да я и не пытался. Я любил тебя, хотел тебя… и в глубине души страшно злился на тебя за то, что ты меня не любишь. Констанс, прости меня за эту историю с Кевином Райли. Я очень виноват! Господи, как виноват! Прости меня!
Мэтт обнимал ее так осторожно, как если бы она была из хрупкого фарфора. Констанс почувствовала: он старается соблюдать дистанцию, потому что боится привнести в их разговор какой-то намек на сексуальность. И этот страх внушила ему она.
В этой спальне Мэтт в первый раз приснился мне, здесь я представляла, как он занимается со мной любовью. Это было еще тогда, когда я отчаянно пыталась сопротивляться своему влечению к Мэтту. Эту спальню, как и меня саму, Кевин Райли пытался испачкать, уничтожить. Но любовь Мэтта превратила разрушение в райский покой и теплоту.
Любовь Мэтта. Его любовь ко мне.
– Люби меня, Мэтт, – дрожащим голосом прошептала Констанс.
– Понимаешь, это вовсе не обязательно. Я люблю тебя и…
– Но это нужно мне, – спокойно сказала Констанс и взволнованно добавила: – Я сама хочу этого… хочу тебя!
Она, отступив на шаг, стала расстегивать пуговицы на блузке, дрожа от возбуждения и предвкушения упоительной близости с любимым мужчиной.
– Констанс! – попробовал остановить ее Мэтт.
– Раздень меня!.. – страстно взмолилась она. – Пожалуйста, раздень меня!
Мэтт все еще медлил, и тогда Констанс взяла его руку и провела ею по своему телу.
– Пожалуйста, Мэтт…
Констанс прочитала в глазах Мэтта боль и сожаление, когда он медленно и, кажется, неохотно начал снимать с нее одежду.
Мне нужно вовсе не это, с досадой подумала Констанс. Все должно быть по-другому. Я же помню, каким был Мэтт, когда мы в первый раз занимались любовью.
– В чем дело? – резко спросила она. – Ты не хочешь меня?
– Не хочу тебя?! – Мэтт схватил ее в объятия и прижал к себе. Констанс почувствовала, как он возбужден. – Конечно, хочу! Но… неужели ты думаешь, будто я не понимаю, что ты теперь чувствуешь? Как тебе было страшно…
– Я чувствую только то, что хочу тебя, – запинаясь, призналась Констанс. – Я хочу ласкать тебя, смотреть на тебя, хочу чувствовать тебя всем телом, хочу быть с тобой, моя грудь ждет твои руки и твои губы… И еще я чувствую, что люблю тебя.
Мэтт стал жадно целовать ее, и истосковавшаяся по его ласкам Констанс отвечала не менее пылко. Он старался действовать осторожно и терпеливо, но его самообладание слабело под натиском ее страсти, от нежных прикосновений ее рук, ее губ.
Достигнув пика наслаждения, она вскрикнула и еще крепче прижалась к Мэтту.
– Я люблю тебя… Я так люблю тебя, – простонал он.
Констанс поцеловала его и прошептала:
– Я тоже тебя люблю.
В объятиях Мэтта, она наконец нашла истину. А истина эта заключалась в том, что она чувствует, видит, знает: Мэтт любит ее.
Он был прав, я вела себя как трусиха.
Боялась любить и быть любимой. Но теперь все будет по-другому.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – осторожно спросил Мэтт, обнимая ее. – Эта комната… твои воспоминания…
– Все плохие воспоминания ушли. Теперь, когда я буду думать об этой комнате, я буду вспоминать только то, как мы… как ты любил меня здесь.
– Тогда, наверное, хорошо бы повторить еще раз, чтобы точно потом не забыть? – шутливо предложил Мэтт.
Констанс покраснела от удовольствия.
– Еще раз… А ты уверен, что тебе хватит… сил? – поддразнила она.
– Да, у меня хватит сил! – рассмеялся Мэтт. – Точно, хватит!
– Когда я вырасту большая, тоже выйду замуж. За такого, как Мэтт.
Брайани презрительно посмотрела сверху вниз на младшую сестру.
– Ты не можешь знать, за кого ты выйдешь замуж, – нравоучительно заметила она добавила: – Может, ты вообще ни за кого не выйдешь.
– Нет, выйду! – возмутилась Салли. – И у меня будет такое же платье, как у Констанс.
Обе девочки посмотрели на свою тетушку, которая стояла рядом с женихом.
Мэтт и Констанс были поглощены друг другом и, казалось, совсем не замечали, что не одни, а в окружении родственников и друзей.
– Ты счастлива? – тихо спросил Мэтт, целуя Констанс. – Больше никаких мрачных воспоминаний?
– Только одно, – честно ответила Констанс.
На лице Мэтта отразилось беспокойство.
– Констанс, я…
– Почему та женщина, которая, как ты говорил, работает в лондонском отделении фирмы, так долго оставалась у тебя в коттедже в тот день, когда я следила за тобой? Ведь ей нужно было только передать тебе бумаги? – с наигранной серьезностью осведомилась Констанс.
Мэтт, поняв, что она, шутит, улыбнулся.
– Ревнуешь?
– Нет, разумеется. Если ты помнишь, во время нашей первой встречи я приняла тебя за бабника, который гоняется за каждой юбкой.
– А я увидел перед собой самую красивую, самую привлекательную женщину, которую когда-либо встречал, – серьезно сказал Мэтт. – Которая моментально сумела вывести меня из равновесия. Я тогда не знал, чего мне больше хочется: отшлепать или поцеловать, поэтому я очень разозлился.
– Вот как? Интересно, а что было бы, если бы ты тогда отшлепал меня?
– Поверь, это ничего бы не изменило. Ведь, если бы я не поцеловал тебя тогда, это случилось бы позже, но все равно случилось бы…
– Эй, вы двое! Идите сюда, я хочу вас сфотографировать! – позвала Хейзл.
– Не понимаю, зачем взрослые целый день целуются, – недоумевала Салли, обращаясь к сестре. – А ты?
– Конечно, понимаю, – снисходительно отозвалась Брайани. – Влюбленные все время так делают.
– А вот как они это делают? – не отставала Салли.
– Ну… по-моему, нужно сначала сделать глубокий вдох и задержать воздух внутри… Как будто ты ныряешь.
Джефф, который, как и Хейзл, слышал этот разговор, улыбаясь, тихо спросил:
– Не хочешь сделать глубокий вдох, а, Хейзл?
– А зачем? – притворно удивилась она. – Разве мы идем нырять?
– Вот видишь, ты долго сопротивлялась, говорила, что не хочешь страстной любви, но теперь, кажется, ни о чем не жалеешь, – поддразнила Хейзл Констанс, когда помогала ей сменить свадебное платье на дорожный костюм.
– Я ошибалась, – честно ответила Констанс. – Я просто боялась. Полагала, что надежность и стабильность гораздо важнее любви, но теперь понимаю, что это не так. – Констанс немного помолчала, подыскивая слова. – Знаешь, это похоже на то… когда человек боится воды. Но, на самом деле, все, что ему нужно, это сделать глубокий вдох и… Почему ты смеешься?! – вознегодовала она на звонко расхохотавшуюся сестру.
– Просто вспомнила, как Брайани рассказывала Салли, как взрослые целуются. – Посерьезнев, Хейзл обняла Констанс и тихо сказала: – Дорогая, у тебя с Мэттом все будет не так, как у меня с Полом. Мэтт настоящий мужчина. Ты можешь не только любить его, но и доверять ему.
– Я знаю, – ответила Констанс. – Я знаю.