Когда Антон Михайлович неожиданно пробудился от звуков взрывающихся за окном петард, стрелки настенных круглых часов в виде золотистого корабельного штурвала приближались к трём часам пополудни. Решительно пытаясь вспомнить приятный сон, что снился ему ещё мгновение назад, мужчина некоторое время полежал на кровати, после чего, окончательно потеряв нить развеявшегося сновидения, поднялся на ноги и пошагал на кухню. Приготовив там чашку своего любимого какао, Антон Михайлович вернулся в комнату, сел на край кровати, включил цветной кинескопный телевизор, располагавшийся в нише широкого шкафа напротив, и стал машинально щёлкать пультом в надежде отыскать какую-нибудь занятную передачу. Остановившись вскоре на вещании приглянувшегося ему ретроконцерта, мужчина удобнее устроился на кровати, прислонившись спиной к стене, и тут же окунулся в сладостные воспоминания о своей молодости, услужливо навеваемые ласковыми и весёлыми мелодиями.
Просидев чуть более часа перед голубым экраном, Антон Михайлович взглянул на настенные часы и решительно выключил телевизор, после чего поднялся с кровати и должно проследовал на кухню, чтобы незамедлительно приступить к приготовлению новогодних блюд: парочки бесхитростных салатов и нежной говядины с картошкой и морковью.
– Ещё бы было с кем отмечать, – кисло пробормотал он себе под нос, доставая из холодильника купленные накануне продукты, – но праздник есть праздник, каким-нибудь супом не отделаешься…
Провозившись около двух часов с новогодней стряпнёй, то и дело поглядывая сквозь стекло духовки на меняющее свой цвет мясо и иногда протыкая его вилкой, Антон Михайлович засунул свежие салаты в небольших кастрюльках в холодильник, выключил духовой шкаф, оставив в нём ароматное мясо, и педантично разместил на низком овальном столике в центре своей комнаты, между кроватью и телевизором, хрустальную вазу с мандаринами и яблоками. Он также поставил в центр стола пачку апельсинового сока, плоскую бутылку дешёвого коньяка и довершил незамысловатую сервировку столовыми приборами с парой тарелок, высоким бокалом для сока и достаточно вместительной рюмкой. Ничуть не устав и пребывая в каком-то равнодушно-легкомысленном настроении, мужчина снова взглянул на круглый циферблат золотистых часов и слегка озаботился тем, что до полуночи оставалось ещё предостаточно времени. Поразмыслив самую малость, Антон Михайлович надел серые плотные брюки, такого же цвета шерстяной свитер и вышел из комнаты. Нацепив на ноги свои неизменные коричневые ботинки и накинув на плечи любимое и единственное пальто с высоким воротом, он обмотал шею новым шарфом, натянул на голову вязаную шапку и, взглянув в овальное зеркало, что уже лет десять висело на одном и том же месте в прихожей, с лёгкостью покинул квартиру.
На дворе к этому часу уже ожидаемо зажглись фонари, а в самом центре города красочно воссияли разноцветные гирлянды и стоячие украшения в виде огромных снежинок и проволочных сохатых оленей.
Дошагав в скором времени до центральной площади, где большинство недавних торговцев уже закрыли ставни своих лавочек, оставив под их крышами пышную бахрому из зелёной и белой ёлочной мишуры, Антон Михайлович неподдельно изумился почти полному безлюдью. У высокой красавицы-ёлки лишь с десяток людей фотографировали друг друга на мобильные телефоны и то и дело пытались угомонить своих озорных детишек, чтобы и те отчётливо запечатлелись на памятных фотографиях.
«Ну да, ну да… последние приготовления, все уже у домашнего очага, – небрежно окинув пространство вокруг себя, тоскливо сообразил мужчина. – Высыпят теперь только ближе к салюту…»
Полюбовавшись ещё некоторое непродолжительное время огромной пушистой красавицей в центре площади, Антон Михайлович неспешно прошёл в близлежащий парк, в центре которого снег в широкой выемке из-под нынче выключенного фонтана подсвечивался бирюзовыми прожекторами так, словно даже зимой здесь стояла аквамариновая вода, обошёл его по прогулочной дорожке вокруг и снова воротился на главную улицу, уже подумывая о скором возвращении домой. Нерасторопно минуя невысокие многоквартирные дома, по большей части трёхэтажные, мужчина с доброй завистью в сердце смотрел на их украшенные бумажными снежинками и мигающими змеями гирлянд окна и тихонько радовался за всех неизвестных ему людей, что сейчас в своих семейных кругах умиротворённо и живо подготавливались к празднованию одного из самых тёплых и красочных событий в году. В то же самое время он старательно подавлял откровенную досаду за своё нынешнее одиночество и безвозвратно ушедшие годы, в течение которых ему так и не удалось обзавестись собственной семьёй.