— Майя, я хочу сказать тебе, что если не помешают задуманному мною делу, ты скоро получишь пояс.
— Пояс из серебряных нитей, господин мой? Тот самый пояс, который носит Ата? О, господин мой!
— Да, Майя. Я сказал: ты получишь этот пояс. Но ты должна подождать.
— Я буду, буду ждать, господин. Я буду ждать хоть месяц. Я не засну, покуда не наденут руки моего господина этот пояс на стан его рабыни…
Талиб молча вошел в свою хижину. Огонь костра, догоравшего у хижины муфетара Мустафы, погас. Из тени кустарников выбралась тощая лохматая собака и, схватив какую-то кость, с глухим ворчаньем улепетнула опять в тень.
Деревня даяков просыпается рано, как только начинает брезжить рассвет. Первыми встают женщины: на них лежит обязанность исполнять сначала всю домашнюю работу, приготовить завтрак для мужей и повелителей, спечь хлебы, прибрать хижину.
Но в это утро еще немногие женщины успели взяться за работу, а у хижины муфетара Мустафы уже ярко пылал костер, у которого отогревались от ночной прохлады собиравшиеся на охоту за Господином Леса — Талиб, Магури, сам Мустафа и еще полдесятка молодых людей племени.
— Ну, пора! Солнце скоро покажется, — подал знак Мустафа, и охотники тронулись в путь.
Незадолго до полудня они находились на том месте, где, по приметам старого Мустафы и не менее его опытного в деле охоты Магури, нужно было ожидать встречи с мавасом.
— Господин Леса устроил свое жилище на одном из этих деревьев, — сказал Магури, показывая на несколько возвышавшихся над зарослями деревьев с сучковатыми стволами и пышными кронами. — Вот дом маваса.
И в то же мгновенье из листвы одного дерева выглянуло поросшее рыжеватою шерстью уродливое лицо, заблестели злобно и тревожно маленькие глаза оранг-утанга.
— Берегись! — раздался чей-то предостерегающий крик сзади.
Мустафа быстро нагнулся, Талиб молниею откинулся в сторону. Оранг-утанг со страшною, невероятною силою и удивительною для животного меткостью швырнул с высоты в приближавшихся охотников тяжелый древесный сук, который пронесся всего в нескольких дюймах от головы Мустафы.
— Не стреляй! — крикнул Мустафа.
Но было уже поздно. Талиб, взволнованный пережитым, увидев мелькнувшее в ветвях дерева туловище маваса, моментально прицелился и выпустил заряд. За грохотом выстрела раздался жалобный и вместе злобный вой, прокатившийся тревожною волною над болотом и всполошивший всю окрестность. В то же мгновенье оранг-утанг комом скатился по стволу дерева и бросился на охотников. Весь низ живота обезьяны был покрыт хлеставшею фонтаном кровью из раны, пробуравившей внутренности, но не уложившей зверя на месте.
Невидимому, оранг-утанг знал, кто нанес ему рану, и раньше чем Мустафа успел сообразить, что делать, Господин Леса бросился на Талиба, вырвал из рук малайца ружье, сбил с ног, вскочил ему на грудь и, обвив его шею длинными могучими руками, впился в лицо врага острыми зубами. Короткий, придушенный стон, судорога — и Талиб был мертв.
Мустафа, не помня себя, почти не целясь, выпустил в обезьяну свой заряд, потом взмахнул и ударил вставшее перед ним чудовище тяжелым прикладом ружья, бросил ружье в сторону и выхватил остро отточенный кривой крисс — страшный кинжал, которым каждый малаец владеет с неподражаемым совершенством, Но мавас был уже мертв. Его огромное тело лежало рядом с телом растерзанного им Талиба.
Стоять и глядеть на убитого самца не было времени — в ветвях дерева еще ютились самка и порядочной величины детеныш, из-за которого и предпринята была вся эта опасная экспедиция.
Самка оранг-утанга при встрече с человеком оказывается таким же опасным, стойким, храбрым и отчаянно сопротивляющимся врагом, как и самец. Особенно опасна она, когда поблизости есть детеныш: защищая дитя, она способна на чудеса самопожертвования. Однако на этот раз пять минут спустя Мустафа метким выстрелом в сердце уложил самку.
За самкою пришла очередь детеныша. И он оказался опасным врагом — швырял в головы взбиравшихся все ближе и ближе к гнезду охотников сучья, оторванную кору; скрежеща зубами, он бросался на них, пытаясь длинными руками схватить кого-нибудь за горло. Один из молодых воинов, прозевав удобный момент, уклонился от схватки с молодым мавасом, сорвался с ветки и, упав, жестоко расшибся. Это был последний успех маваса — он был окружен со всех сторон. Мустафа забросил на его туловище довольно удачно веревочную петлю, другой малаец обвил веревкой шею лесного великана.
Но обезьяна была так сильна, что и опутанная веревками все еще оказывала отчаянное сопротивление. Необходимо было сломить ее упорство, и Мустафа прибегнул к особой мере. Один из молодых воинов забрался на верхнюю ветку дерева и, улучив удобный момент, из особого шприца, выделанного из ствола бамбука, прыснул в глаза оранг-утангу едкой ослепляющей жидкостью, в состав которой входили табачный сок и мелко истолченный перец.