Выбрать главу

Annotation

Да, припоминаю его звонок... И давно это было, наверное, с полгода назад: "Галина?" "Да" - ответила на незнакомый голос. "Та самая, из Карачева?" "Да" - слегка удивилась. "Рад тебя слышать." "Простите... а Вы кто?" И с того конца провода... эфира услышала почти радостное: "А это я, Валя Дальский. Учились мы с тобой в одном классе. Припоминаешь?" И дальше выяснилось, что он наткнулся на мой сайт, из которого и узнал номер телефона, и что он кое-что из моих "опусов" (его определение) уже прочитал, поняв, что пишу в основном о своём прошлом, к которому у него "вообще весьма сомнительное отношение", ибо считал, что минувшее лишь мешает жить настоящим. Конечно, тогда спорить с ним не стала, да и по интонации почувствовала, что это - напрасное занятие. А еще сказал, что хотел бы встретиться со мной, когда дела приведут его и в наш город, в котором у него есть друг и, если я не против... "Нет, я не против." "Ну, тогда..." На этом разговор и закончился. И звонков больше не было. Он был отличником. Он, Валя Дальский. А я - троечницей с вечно невыученными уроками. Он сидел за партой прямо, почти на равных говорил с учителями. Я же ютилась на задней, прячась за спины впереди сидящих, - может, не заметят, не вызовут? На переменах, разминаясь, не спеша прогуливался он по коридору, иногда рывком расправляя плечи и слегка из стороны в сторону покачивая головой, я же - за партой второпях перелистывала учебник к следующему уроку, - может, еще не поздно что-то подучить?..

Пирус Анна Сергеевна

Пирус Анна Сергеевна

Обгоняющий

Да, припоминаю его звонок... И давно это было, наверное, с полгода назад: "Галина?" "Да" - ответила на незнакомый голос. "Та самая, из Карачева?" "Да" - слегка удивилась. "Рад тебя слышать." "Простите... а Вы кто?" И с того конца провода... эфира услышала почти радостное: "А это я, Валя Дальский. Учились мы с тобой в одном классе. Припоминаешь?" И дальше выяснилось, что он наткнулся на мой сайт, из которого и узнал номер телефона, и что он кое-что из моих "опусов" (его определение) уже прочитал, поняв, что пишу в основном о своём прошлом, к которому у него "вообще весьма сомнительное отношение", ибо считал, что минувшее лишь мешает жить настоящим. Конечно, тогда спорить с ним не стала, да и по интонации почувствовала, что это - напрасное занятие. А еще сказал, что хотел бы встретиться со мной, когда дела приведут его и в наш город, в котором у него есть друг и, если я не против... "Нет, я не против." "Ну, тогда..." На этом разговор и закончился. И звонков больше не было.

Он был отличником. Он, Валя Дальский. А я - троечницей с вечно невыученными уроками. Он сидел за партой прямо, почти на равных говорил с учителями. Я же ютилась на задней, прячась за спины впереди сидящих, - может, не заметят, не вызовут? На переменах, разминаясь, не спеша прогуливался он по коридору, иногда рывком расправляя плечи и слегка из стороны в сторону покачивая головой, я же - за партой второпях перелистывала учебник к следующему уроку, - может, еще не поздно что-то подучить? Да и на уроках физкультуры он быстрее всех бегал, дальше всех прыгал, бросал гранаты. А вот рисовать так, как я, не умел, - мои-то карандашные рисунки почти все красовались в зале на стенде, а его... И даже помню, что кисть винограда, которого никогда не видела и который с внутренним трепетом перерисовала с какой-то картинки, - виноград!.. ягоды неведомых стран!.. - через несколько дней исчез со стенда и когда подружка сказала, что видела его у Вальки в парте, то я почему-то не поверила: ну, зачем он ему? И вот теперь...

Почти седой мужчина сидит напротив меня в холе театра и всё еще исподтишка разглядывая, говорит:

- Вот ведь как бывает... - Замолкает и, глядя так же, продолжает: - Приехал прямо к спектаклю, который мне рецензировать, а встретил тебя. - И усмехается: - Кто-нибудь сказал бы: значит, судьба, но я в неё не верю, поэтому только завтра собирался позвонить тебе, а тут...

И замолкает. А я, чтобы заполнить не к месту повисшую паузу, почему-то вдруг вспоминаю о том самом рисунке и, неожиданно для себя, спрашиваю:

- Валентин, а помнишь, как на уроках рисования ты, отличник, не мог нарисовать даже простой собаки, а мой виноград, который...

И он подхватывает:

- Который учитель поместил на стенд, а я сорвал?

Я ахаю... про себя: так, значит, и впрямь то бы он? Вот это да! Почему, зачем? Спросить? Но он опережает меня:

- И знаешь почему?

Я лишь улыбаюсь, а он почему-то вдруг встаёт и начинает рассматривать настенные фотографии актёров. Наверное, не хочет объяснять мне это "почему". Ну и не надо. Пожалуй, спрошу о другом... Но он уже садиться рядом:

- Знаешь, тот мой поступок... а, вернее, проступок, был не так уж и прост. И я понял это уже через много лет. Ведь в школе был отличником, а, значит, впереди всех, не так ли?

- Та-а-к... - протянула, пытаясь ухватиться за кончик ниточки предложенного им логического построения, но, так и не сообразив к чему он... лишь уставилась на него.

- Так, - сухо усмехнулся. - Всё так.

И тут, накрывая его "Всё так", прозвенел звонок, приглашая зрителей ко второму действию спектакля.

- Слушай, - вдруг улыбнулся мягко и чуть извиняясь, - я завтра позвоню тебе. - И, не ожидая моего ответа, заторопился: - После спектакля мне надо с режиссером поговорить, но обязательно, обязательно мы должны встретиться! Я хотел... я искал... и то, что увидел тебя здесь... - Замер. Подыскивает слова или волнуется? Но уже спокойно закончил: - Мы должны встретиться. Это необходимо. Это нужно мне.

Да, эта наша встреча была неожиданной, - я сидела в шестом ряду, он с моим знакомым журналистом, - в десятом, и когда спросил того обо мне, - "Ты знаешь, я почти узнал тебя... что-то осталось в твоём лице нетронутым... особенно в профиле...", - то Николай и назвал меня. И наш короткий разговор, а, вернее, почти знакомство во время антракта, - "Ведь Вы Галина?.. А я Валентин... (Мой удивлённо-вопрошающий взгляд.) Ну, тот, что звонил Вам... тебе... мы учились в одном классе, помните?.. Ой, да! Конечно помню, но... Да-да, конечно, жизнь изменила нас... Да, изменила.) Ну и прочие дежурные слова, обычно вспыхивающие при случайной встрече. Но что же он скажет мне, когда снова встретимся? И для чего, почему ему нужна эта встреча? А, впрочем, гадать не буду, а попробую расспросить его о жизни, ведь как-никак он был многообещающим отличником, который во всём - впереди, так чего достиг?

Издали вижу: он сидит на длинной, опоясывающей памятник Тютчеву скамье и вглядывается в профиль поэта. Красиво сидит, да и сам... Интересно, с каким чувством смотрит? И вообще, любит ли поэзию? А, впрочем, что мне до этого: любит, не любит... И подхожу, сажусь рядом: