— Нет… прошу вас, не надо. Это не имеет никакого смысла. — Он с трудом сглотнул и уставился на меня, ожидая, что я скажу дальше.
— Его связь с Агронски была недолгой, но важной. Вроде вашей. И он мертв. Я думаю, вам полезно об этом знать, потому что вы можете быть следующим.
Смолл резко отступил назад, натолкнулся на стул и тяжело уселся, не заботясь о том, что может расплескать ликер.
— Но почему я… почему?
— Луи Агронски был достаточно разговорчив с ним. Наркоманы всегда много говорят, когда находятся под кайфом. Если он говорил вам и Клоду о своем потайном месте, он мог сказать и о многом другом. Наркоманы не в состоянии хранить секреты, особенно когда нуждаются в дозе.
— Мистер Менн…
Я прервал его.
— Позвоните Бостеру и передайте мои слова. Затем сядьте и подумайте. Припомните заново каждое слово, когда-нибудь слышанное вами от Агронски, и проанализируйте. Возможно, вы и ваш друг держите все в своих руках. Вы здорово ошибаетесь, если думаете, что не участвуете в этой игре. Давайте поедем на другой конец города, и вы убедитесь сами. Мертвое тело довольно убедительный аргумент.
— Я никогда не думал…
— Это беда почти всех… кто редко думает, — сказал я.
Глава X
Я постучал в дверь, и Чарли Корбинет сказал:
— Входи, Тайгер. — Чарли сидел в кресле перед экраном телевизора и смотрел какой-то фильм про старые времена, воротник его рубашки был расстегнут, рукава закатаны. — Ты шел довольно долго. Я не люблю ждать. Ты должен это помнить.
— Это все было в прошлом, полковник. Сейчас ты ждешь, потому что обязан ждать.
— Довольно грубо, — сказал он с чувством, — ты сейчас в очень сложном положении. Тебе не доверяют.
— Идиоты.
На мгновение его суровое лицо озарилось улыбкой.
— Жаль, что я не воспитал тебя лучше в свое время.
— В чем, собственно, дело?
— Хал Рэндольф хочет, чтобы ты вышел из игры. Другие ведомства давят на него.
— Пусть себе давят. Их-то какое собачье дело.
— Они разбирают систему.
— Я знаю. Этим они ничего не добьются.
— Понятно. Но должны же они попытаться что-то сделать.
— Конечно, и снова оставить нас беззащитными.
— У тебя есть другое предложение? — спросил он. — Так давай, мы как раз этого и ждем от тебя.
— Не сейчас, но скоро.
— Нельзя ли побыстрей? —
— Тогда помоги мне чем-нибудь.
Чарли Корбинет откинулся в кресле, скрестил таким знакомым мне жестом руки на груди и в упор посмотрел на меня.
— Хал Рэндольф надавил на секретаршу Дага Гамильтона. Она начала вспоминать кое-что. Обнаружились факты, которые, возможно, имеют отношение к этому делу… а может, и не имеют.
— И что же это такое?
— Хотя бы то, что он, работая эффективно, не всегда был честен. Похоже, что попутно он занимался шантажом. Не крупным, но и не мелким. Проверяя прошлое нанимавшихся на работу, он столкнулся со странными группами людей, можно сказать, организациями, включавшими в себя и представителей высших сфер, презрительно относившимися к нашей капиталистической системе и сотрудничавшими с ультралевыми. Гамильтон пользовался подобной, попадавшей в его руки, информацией Большинство людей из этих организаций были студенческого типа — с длинными волосами и бородами, ну, словом, ты знаешь это молодое поколение. Они все охаивают ради самоутверждения и целиком потакают своим слабостям. Паршивцы, сукины дети. Их бы в армию, и пусть они полежат под огнем, тыкаясь своими рожами в грязь каждый раз, когда те, кого они обожают, будут стрелять по ним. Все, на что они способны, это таскаться с плакатами по площадям и улицам да отращивать себе волосы, словно девчонки. Их деды победили индейцев, создали эту страну, подняв ее из первобытной грязи, терпя всяческие лишения.
— Да, это так. Они не мои потомки, Чарли.
— И не мои. Как ты сказал, остались и крепкие парни, вроде нас с тобой. Так вот, Даг делал на этом деньги
— Но каким образом это связано с нашим делом?
— Я не знаю. Возможно, что и никак.
— А если связано?
— Тогда подумай, как. — Он посмотрел мне прямо в глаза пытливым взором, стараясь понять мои мысли, и раздраженно отвернулся в сторону, заключив, что не может этого сделать. Неожиданно яркая вспышка молнии озарила комнату, и мы невольно замерли, ожидая раскатов грома. Секунды через две они раздались, обрушившись затем прямо у нас над головами сухим, раздирающим воздух, треском. — Я буду ждать.
— Хорошо, дам тебе знать, — сказал я. Он кивнул и отвернулся к экрану телевизора с таким видом, словно меня и не было в комнате. Так он обычно делал, когда хотел дать понять, что разговор закончен.