— Прекрасно.
— Мои сведения о вас становятся все шире и шире. Мне только и говорят, что о вас, об остальном молчат.
— Понятно, я ведь здесь.
— Для меня. Вас очень бы хотели вывести из игры.
— Я знаю об этом.
— Так что за одолжение?
— Я могу на вас рассчитывать?
— Почему бы и нет?
— Отзовите своих людей, дежурящих у дома Бостера, я хочу его навестить.
— Предположим, это сделано. Вы знаете, что вас разыскивают, и помимо меня всем дано указание задержать вас, приятель. Но здесь у меня есть еще определенный вес, я могу попробовать их отозвать, но мне на всякий случай не мешало бы придумать какой-нибудь повод.
— Вы его сейчас получите, у меня как раз есть один.
— Валяйте.
— Два мертвых человека в пальмовой роще рядом с моим номером в мотеле. Я убил их обоих. Отверстия от пуль в комнате помогут вам разобраться в ситуации, используйте это, а детали я сообщу позже.
Он на минуту запнулся, потом сказал:
— Это проходит по нашему участку.
— Шериф будет рад вашей помощи, капитан. Сообщите тем, кто давит на вас, о том, что случилось, и вы увидите, как они запрыгают, когда узнают, кто убит. Вы будете выглядеть молодцом. — Я посмотрел на часы. — Но прежде мне нужен от вас час времени.
— Не больше того. Будь я другим, действовал бы по инструкции, и вам бы не поздоровилось.
— Какая бы тогда была от меня польза? — сказал я и положил трубку.
Бак автомашины был уже заполнен, служащий проверил уровень масла, и я расплатился с ним. Возвращая мне сдачу, он посмотрел на меня взглядом, говорившим: «И чего тебе не сидится в такую погоду дома, приятель», явно досадуя на то, что ему пришлось мокнуть под дождем.
Я сел в машину и повернул ключ зажигания. Камилла положила свою руку поверх моей.
— Тайгер, в чем дело? — спросила она.
— Я напуган, детка, — ответил я ей.
Глава XI
Двое полицейских сидели в патрульной машине, которую они предусмотрительно поставили примерно в пятидесяти футах от ворот дома Клода Бостера. В случае чего они могли сказать, что не заметили, как я туда вошел. Хотя оба внимательно следили за мной через зеркало заднего вида и, убедившись в том, что это именно я, стали мирно продолжать свой разговор, прерванный моим появлением.
Вокруг дома мокрая трава газона была примята неширокой тропинкой — как свидетельство того, что дом тщательно охранялся. С неба падали редкие капли дождя. Я позвонил в дверь, подождал немного, оглянулся на Камиллу, сидевшую в машине и с интересом наблюдавшую за мной, затем позвонил еще раз. Никто не отозвался на звонок. Я попросил Камиллу подождать и пошел проверить заднюю дверь. Она была также закрыта, и никто не открыл мне после звонка. Оставалось только одно место, где он мог быть, — мастерская. Если телефон в мастерской не работал, было ясно, почему он не отвечал на мои звонки.
Я быстро пересек газон и, подойдя к двери мастерской, постучал. Дверь оказалась закрытой. Я позвал Бостера, приложил ухо к толстой двери и прислушался. Внутри раздалось слабое позвякивание стекла о цемент. «Черт», — сказал я тихо и машинально подергал ручку двери, понимая, что это бесполезно. Даже выстрелом из пистолета мне вряд ли удалось бы разбить замок и открыть дверь. Я подошел к окну, встал ногами на каменный выступ фундамента, тянувшийся по всему периметру здания мастерской, ухватился руками за край стены и попытался заглянуть внутрь. В этот момент я был хорошей мишенью для того, кто мог притаиться в мастерской, поджидая удобного момента. Я все взвесил и решил, что у меня нет другого выхода, кроме как рискнуть и проникнуть в мастерскую через окно. Дулом пистолета я выбил стекло, осторожно удалил осколки из рамы, с силой сорвал металлические жалюзи и бросил их на газон. Потом, подтянувшись, рывком перекинул свое тело в окно, на какое-то мгновение задержавшись на подоконнике, а затем, вытянув вперед руки, упал внутрь мастерской. Я уперся в скамейку, стоящую под окном, едва не выронив пистолет, и покатился по полу, пока не встал на четвереньки. В это время я был совершенно беспомощен и открыт для нападения. Прошло несколько секунд. Я поднялся на ноги, оглянулся по сторонам и увидел в полумраке мастерской блеск стекла. Это была разбитая стеклянная бутыль, а рядом из-под станины токарного станка торчали ноги. Я нашел выключатель лампы на станке и включил свет, повернув гибкую ножку лампы так, чтобы было лучше видно, кто лежит на полу.
Это был Клод Востер, изменившийся до неузнаваемости. Лицо его невероятно распухло и все посинело от кровоподтеков, пальцы рук были перебиты и торчали в разные стороны под невероятными углами. Кусок широкой ленты хирургического пластыря, которым был заклеен его рот, теперь болтался сбоку, прикрепленный одним концом к щеке.