Обычно в приемных стараются создать для посетителей уют — в этой же смешались худшие цветовые решения семидесятых и пластмассовая мебель в стиле ар-деко. Обстановка как будто специально была такая, чтобы люди спешили побыстрее отсюда уйти. Растения тоже были из пластика, а все журналы на стеклянных приставных столиках были не меньше чем трехлетней давности.
— Бр-р-р, — сказал Квентин, разглядывая ковер.
— Согласна. — Я нахмурилась. Эта комната не использовалась для ведения бизнеса — о ней не заботились потому, что в ней не было необходимости. В дальнем конце была дверь. — Пойдем.
— Может, нам попробовать кого-нибудь вызвать или еще что?
— Там было написано, что доставка с обратной стороны, а дверь ведет как раз на противоположную сторону. — Я пожала плечами. — Просто сами станем доставкой. — Ни товаров, ни почты у меня с собой не было, зато желания все здесь разбомбить — с избытком. Дверь оказалась не заперта, и дальнейшего приглашения мне не потребовалось.
— Мне как-то неудобно вот так вламываться, — сказал Квентин.
— А мне неудобно торчать здесь и ждать. Хочешь — иди, хочешь — нет, сам решай.
Я толкнула дверь и пошла по коридору. На полпути за спиной раздался звук закрываемой двери и приближающийся топот — Квентин меня догонял. Я улыбнулась и не сбавила шага.
Изначально здание «Эй-Эль-Эйч Компьютинг» явно было складом: внутренних стен не было, только уходящая вдаль запутанная череда перегородок чуть ниже человеческого роста. Бетонные полы застелены промышленным напольным покрытием. К одной из стен была прикреплена лестница к мосткам, идущим крест-накрест под потолком и еще выше, как минимум на три яруса или больше; освещены были только нижние два. Я попыталась понять, что может быть там наверху, но решила, что, пожалуй, не хочу этого знать.
Здание было огромным, а ведь второе еще больше. И как нам здесь найти племянницу Сильвестра?
— Тоби…
— Тс-с-с. Прислушайся.
В центре помещения кто-то орал — звук был еле слышен сквозь лабиринт перегородок. Не считая гудения ламп, больше тишину этого большого и пустынного пространства ничто не нарушало.
— Там кто-то сильно сердится.
— Точно. Туда-то мы и пойдем.
— Думаешь, стоит?
— Может, и нет.
Я вошла в невысокий лабиринт. Перегородки состояли из неплотно соединенных пробковых плит. Если я здесь потеряюсь, то просто свалю их все, как домино, и найду выход.
Дорожка вывела на свободное пространство, к которому, по-видимому, стягивались все ходы этого лабиринта. Там стояли несколько человек, с явным интересом разглядывая что-то в одном из узких проходов. Все они были фейри, но человеческая маскировка покрывала мерцающим облаком только одного из них. Любопытно. Крики доносились из того прохода, куда все смотрели: голос был женский, но не женственный, и безостановочно ругался минимум на четырех языках. Для всех остальных это, похоже, служило послеобеденным развлечением.
— Сколько на текущий момент? — спросил один из них, высокий светловолосый мужчина, которому ничего не стоило бы украсить собой обложку «Еженедельника серфингиста». Хотя не так уж много на свете серфингистов с оранжево-красными глазами и заостренными ушами.
Женщина рядом с ним нахмурила брови и взглянула на планшет с зажатым в нем листом бумаги.
— Шесть, если считать клингонский. Он считается? — Волосы у нее были темные, с красными прядями, из-за чего она походила на жертву неудачного мелирования. Сочетание таких волос с фарфорово-бледной кожей выдавало в ней донья ши, а искусная нотка небрежности во внешности создавала впечатление, что это она носит весь мир, а не мир носит ее.
— Нет, — произнес второй мужчина. — Вымышленные не в счет. — Человеческая маскировка была именно на нем, и я, прищурившись, почти различила очертания его крыльев.
— Питер, это нечестно, — запротестовал первый. — Мы же разрешили эльфийский.
— Эльфийский — это действительно язык!
— Только для тех, кто живет в романах Толкиена, — сказала брюнетка и поправила очки. Я еще ни разу не видела донья ши в очках.
— Да ну вас, — возмутился Питер. — Колин, что скажешь?
Мужчина, стоявший возле кулера, поднял голову.
— Что?
Волосы у него были зеленые, лохматые, почти всю видимую поверхность кожи покрывали выполненные хной татуировки. На талии небрежно повязана тюленья шкура. Селки? Их редко встретишь так далеко от моря.
— Эльфийский считается за язык?
Колин подумал, затем сказал:
— Ну, Гордан же на нем говорит.
— Это «да» или «нет»? — требовательно поинтересовалась брюнетка. Я понимала ее раздражение.
— Эльфийский — нет, а клингонский — да, и она только что переключилась на итальянский, так что в сумме шесть. Так сойдет?
Из одного из проходов вышел еще один человек, держа руки в карманах безупречного строгого костюма. Волосы и бородка у него были тщательно подстрижены, каждый волосок на месте.
— Привет, Эллиот. Да, сойдет, — сказала брюнетка.
Это было хуже, чем смотреть оперу без программки. Я откашлялась. Квентин посмотрел на меня в ужасе, но компания, даже глазом не моргнув, продолжала обсуждение иностранных ругательств. Я снова откашлялась: меня либо не слышали, либо намеренно игнорировали.
— Извините? — сказала я наконец.
Эллиот взглянул на нас, улыбнулся и вынул руки из карманов. Квентин попятился. Эллиот наверняка хотел нас просто ободрить, но на свете мало вещей менее ободряющих, чем улыбающийся банник: зубы у них острые, желто-зеленые и словно идеально предназначены, чтобы пообедать юным донья ши. На самом-то деле, зубы просто вводят в заблуждение — банники очень дружелюбный народ. Они любят жить в банях и на морском побережье, но, в отличие от келпи, не убивают путешественников. Ну, то есть, не часто.
— Прошу прощения, вы потерялись? — спросил он.
— Нет, я ищу графиню Торквиль, — ответила я. — Она здесь?
— К сожалению, нет, — откликнулась брюнетка, не поднимая взгляда от планшета. — Чем мы можем вам помочь?
Я подавила вздох.
— Мне очень нужно поговорить с Дженэри. Она скоро вернется? — Внутри я постепенно закипала. Не ее вина, что Сильвестр не предупредил ее о нашем приезде, но я все-таки надеялась, что она окажется на месте. В логичности меня никто никогда не упрекал.
Женщина взглянула на меня и улыбнулась.
— Возможно, нескоро.
— Проклятье.
Многоязычная ругань так и продолжалась. Я посмотрела в ту сторону.
— А там что такое?
— Там Гордан, — ответил Колин.
— А почему она так кричит? — спросил Квентин.
— Потому что нашла в своем коде изъян, или ошибку, или, страшно подумать, настоящий глюк, — с заметным удовольствием объяснил блондин. — Как бы ей с такой зацикленностью сердечный приступ не схлопотать.
Я озадаченно моргнула.
— И часто она так?
— Каждый раз. — Он подмигнул. Я почувствовала, что у меня краснеют щеки. Квентин насупился.
— По ней можно часы проверять, — добавил Колин.