— Мне больно, — одними губами прошептала девушка, поморщившись от обостренных ощущений. Адам сжал губы в тонкую линию и отпустил волосы, но оставил руку на затылке. — Прости меня, — чуть громче извинилась она, с сожалением закусив губу. Почему-то именно сейчас она почувствовала укол вины, пусть и не сделала ничего.
— Что произошло? Что ты вспомнила? Не смей врать или уходить от ответа, я больше не стану прощать тебе это, — сразу же предупредил Адам, когда девушка потупила взгляд, явно не желая говорить правду. — Ты пару минут назад начала сознаваться. Или твой мозг обморозился, что ты забыла все свои ходы?
Девушка отрицательно качнула головой. Заерзала на бедрах Адама, и он надавил на поясницу, фиксируя в одном положении. А через секунду вошел врач, спаситель от неприятного допроса. Мужчине пришлось ее опустить и переместиться с кровати на кресло.
Он внимательно следил за осмотром. Хмурился каждый раз от шипения Амалии, когда доктор обрабатывал царапины, попутно проводя опрос.
— …Вы говорили, что у вас никогда не было приступов панических атак, депрессии, неврастении или нервоза. Зачем вы солгали?
Девушка нахмурилась, но тут же стушевалась под холодным взглядом Адама.
— Я не врала… Это не расстройство. Я не знаю, как объяснить… — она послушно развела руки в стороны, чтобы врач смог обработать царапины у груди. Ноги предательски дрожали, трудно было стоять и держать равновесие. Приходилось иногда опираться на врача.
— Как есть.
— То есть это может выглядеть, как отклонение от нормы… — девушка запнулась, формулируя мысль. — Но для меня так проще пережить стресс…
— Разодрав себя в кровь? Аутоагрессия даже не отклонение от нормы, это попросту не норма. Наемники должны обладать стрессоустойчивостью и крепкой нервной системой. Вы можете неблагоприятно повлиять на репутацию Обители, — как постулат, монотонно проговорил врач.
— Я стрессоустойчива! — вспылила Амалия и тут же прикусила язык, когда вата, смоченная спиртом, коснулась очередного растерзанного участка кожи. — Просто я вспомнила то, что давно уже пытаюсь забыть.
— Например? — мужчина бескомпромиссно лез под кожу, требуя вывернуть наружу всю гниль.
Саламандра с надеждой посмотрела на Адама, чтобы он хоть как-то постоял за нее. Тот лишь отрицательно качнул головой.
— Это врач, Амалия. Он должен знать о твоих недугах. Если бы у тебя случился приступ на турнире?
— Что вы заладили?! Нет у меня никаких приступов! — Амалия сорвалась, оттолкнув от себя врача, и запахнула халат. — И вообще — это ты виноват! Если бы пришел раньше, ничего бы не случилось! — она часто задышала, глядя на то, как мужчина вздернул брови и медленно поднялся с кресла. Напряжение повисло в воздухе.
— Полагаю, девушка пришла в себя, ей больше не нужна медицинская помощь. Выйди, — он кивком указал на дверь.
— Мне нужно вколоть ей успокоительное. Если позволите?
На слове «вколоть» сердце Амалии ушло в пятки. Она тут же замотала головой, принявшись отступать назад и немного в сторону, прямиком за Адама.
— Ваша помощь больше не нужна, — повторил мужчина. Врач на секунду замялся, а после собрал свои вещи и покинул комнату. — А я жду ответы на свои вопросы, — с нескрываемым гневом проговорил Адам, развернувшись к девушке лицом. Он медленно подошел к ней вплотную, прожигая взглядом, но она не сделала и шага назад. Лишь задрала голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. Он хмыкнул, глядя на запахнутый халат, а потом наклонился и затянул его поясом, чтобы края не распахивались. — Что это было?
— Воспоминания, — она шумно сглотнула, обошла Адама и забралась на кровать, спрятавшись в одеяле.
— Ты сказала, что я должен был прийти раньше. Точнее, Амалия. Хватит водить меня кругами, меня начинает это бесить, — он последовал за ней, но остановился у кровати, прямо напротив брюнетки. — Не испытывай мое терпение, — его глаза потемнели, стали грязно-серыми от бушующего внутри гнева и беспокойства. Как грозовые тучи. Он сам почти метал молнии.
Саламандра тяжело вздохнула, с дрожью. Она отвела взгляд в сторону, собираясь с мыслями и силами. Почему-то раньше ей казалось, что она легко сможет ему все рассказать. На деле все как обычно шло через одно место. Волнение захлестнуло одной мощной волной, вызвав дрожь в конечностях. Ей вдруг стало стыдно. За то, что она пережила, за то, что дала сейчас слабину. Она чувствовала себя жалкой. А под пристальным взглядом Адама эффект множился на три. Желудок скрутило, и, если бы было чем блевать, она бы уже это сделала, но теперь даже желчи не осталось.