— То есть, если ты захочешь, то можешь меня трахнуть, когда тебе будет удобно. И в это понятие не входит, хочу ли я этого или нет. Так? — Амалия нагло перебила мужчину. Ох как ей не нравилось это правило. Хотя в данной ситуации это выглядело комично, а не серьезно. Ведь она первая начала едва уловимо заигрывать с Адамом, а теперь сидела и сдерживала бушующую, словно ураган, злость внутри. Злость и на себя, и на правила, и на того, кто их придумал. Казалось, вот, она выпорхнула из прогнившего сексизмом Бурга, но тут же с таким же абсолютным успехом провалилась в другую выгребную яму. Глупо с ее стороны было полагать, будто на Севере что-то так сильно отличается. — А ведь говорят, что у вас равенство между мужчиной и женщиной.
Адам шумно выдохнул и постарался сохранить спокойствие, в то время как внутри его пожирало желание рявкнуть на самоуверенную девчонку, чтобы та язык прикусила и закрыла рот. Саламандра действительно показалась ему сейчас неугомонной и чересчур болтливой. Изувер с огромным удовольствием всунул был в ее прелестный рот кляп и тогда по-настоящему насладился бы звуками, вырывающимися из ее глотки.
— Не совсем так, — Изуверу удалось-таки взять себя в руки и спокойно продолжить разговор. — Равенство достигается лишь в том случае, если мужчина выбирает себе женщину. Это и брак, и просто пара, иногда даже дружба. Поэтому многие наемницы ложатся под мастеров, Гончих или сами становятся Гончими, а если все вместе, тогда у женщины железобетонная защита. Во всех других случаях женщина мало что из себя представляет. Наставник может пустить наемницу своим ребятам по кругу и не один раз. Но я редко такое практикую.
— Но практикуешь.
— Редко. Предпочитаю решать проблемы сам. Если ты вдруг решила, что я спас тебя по доброте душевной… — Адам запнулся на секунду, обдумывая, нужно ли говорить сейчас все. — Не идеализируй меня, у меня нет порывов альтруизма.
Амалия не понимала, пытается ли Адам запугать ее или же попросту рассказывает о жестокой реальности. Если это второе, то ничем он, собственно, ее не удивил. Ну если не считать каких-то там Гончих.
— Хорошо, буду называть тебя «Плохой дядька», — девушка натянуто улыбнулась. А у Изувера еще совсем чуть-чуть — и начнется нервный тик. Он уже начал сомневаться в том, что Саламандре есть двадцать лет. По ее характеру и поведению он не дал бы ей больше пятнадцати. Вероятно, вся эта беззаботность и инфантильность была напущенной, как защитная реакция. Но и это дело не меняло. С каждой минутой Амалия не раздражала мужчину, а, откровенно говоря, выводила из себя. Ну почему она не может просто молча слушать?! — Ты упомянул Гончих. Можно пояснительную бригаду?
Адам на пару секунд прикрыл глаза, шумно сглотнул и выдохнул. Потер колючий подбородок. Может, еще не поздно треснуть ее как следует?
— Это очень престижный отряд наемников. Нужно пройти кучу испытаний и проверок, чтобы попасть туда, — скороговоркой проговорил мужчина, не став вдаваться в подробности, которые могли бы повлечь за собой новые расспросы. — Ты слишком любопытна.
— Это выматывает, не так ли? Я лишь пытаюсь понять все нюансы.
— Есть такое. Пожалуй, продолжим вечером, когда я познакомлю тебя с командой, — Адам поднялся с дивана и направился к двери. — И спрячь клинок получше, кто-то может им воспользоваться вместо тебя.
Когда дверь за новым наставником захлопнулась, Амалия, наконец, смогла спокойно выдохнуть. От всех тех рассказов, которыми поделился Адам с ней, желудок завязался в узел. Частота и амплитуда дыхания ускорились, а по спине меж лопаток скользнули несколько капель холодного пота. Девушка приложила два пальца к шее, измеряя пульс. Быстрый, дикий. Будто она бежала кросс не на один километр. Дела обстояли дерьмово. На что она надеялась? Решила сыграть в романтическую историю, где Адам спасает ее? Скорее, в русскую рулетку. Шесть камор в барабане, и никогда не знаешь, какая из них держит в себе патрон. В лучшем случае у Амалии осталось еще четыре попытки, в худшем — ни одной.
Девушку как будто с головой окунули в омут паники. Она поняла то, о чем не задумывалась эти несколько недель. Обитель и Бург мало чем отличались в плане своего устройства, но жизнь здесь будет совсем другой. Здесь нет ее наставника, для которого она была единственным лучиком света. Не будет того, кто готов всегда прикрыть ей спину и взять иногда на себя ее провинности. Она слышала об Изувере, но ни черта о нем не знала. Слышала, насколько он жесток при выполнении заказа. Он не жалел никого, ни женщин, ни детей. Вырезал всех, как скот, а перед этим любил развлечься изощренными способами. Будь то пытки или изнасилование, Изувер получал удовольствие от всего, что приносило боль другим.