— «Ты убийца. Не женщина, не человек. У тебя нет чувств. Все, что не убьет тебя, сделает тебя сильнее. Закалит». Так говорил мой старый мастер.
— И я с ним полностью согласен. Если все действительно так, как мне рассказали, то я даже восхищен им. Он тебя очень хорошо подготовил.
— Он меня не жалел. Никогда, — пожала плечами девушка, вновь вспомнив названного отца.
Он был строг с ней, иногда жесток, даже слишком. Поддерживал. Но не жалел. Брал за шкирку, поднимал с колен, когда она падала и не могла встать сама, и отвешивал пинок. А потом, когда Амалия подросла, вошла в более или менее сознательный возраст, то просто стоял в стороне и наблюдал. Одаривал недовольным взглядом. Тогда Саламандра поднималась сама, доказывая мастеру, что в ней есть тот самый железный несгибаемый стержень, возможно, потолще, чем у некоторых мужчин Бурга.
— Тут тебя тоже по голове никто не погладит, — Шулер спустился по извилистой дороге вниз, дождался отставшую Амалию и кивнул ей в сторону стрельбища. Оперевшись на дерево, их уже ждал Адам, облаченный в точно такую же форму, как и девушка с Шулером.
— Опаздываете, братцы, — усмехнулся наставник, отлипнув от дерева.
— Твоя соня оказалась той еще черепахой.
— Доброе утро, — безэмоционально кинула Саламандра Адаму ради приличия.
Кажется, он еще не сделал ничего, за что мог вызвать к себе ненависть, но осадок после вчерашнего происшествия остался. Сначала Изувер едва ли не изнасиловал ее, а потом пожалел. И в жалости этой не было ничего хорошего. Только насмешка, указывающая на слабость. Да и не сжалился он, а лишь показывал, что вся власть над ней у него в руках. Он сделает все, что захочет: убьет, отпустит, унизит, сломает. Доказывал, что сейчас, по крайней мере, на эти несколько недель ее жизнь не принадлежит ей.
— Доброе, — кивнул он в ответ. — Как спалось на новом месте? — мастер ответил также холодно, будто бы и правда ничего не произошло. Просто чай попили и разошлись как давние друзья. Лицемер!
— Неплохо, кровать очень мягкая, — Амалия пожала плечами и осмотрелась по сторонам. — Обязательно начинать тренировки так рано? Я едва мишени вижу, — прищурившись, она всматривалась вдаль.
— Так нужно. Ты должна привыкнуть к такой среде, потому что на арене пустят искусственный дым, а мишени будут двигаться, — пояснил наставник и подошел к дольмену, который спустя многие столетия стал обычным столом для оружия. На каменной неровной поверхности лежали два коротких металлических лука и стрелы. — Дальность полета стрелы у короткого лука меньше, но он куда удобнее в использовании, ты сможешь делать выстрелы быстрее. Сейчас тебе нужно поразить только вон ту цель, — указал он на среднюю мишень. — Пробуй.
Амалия не стала спорить, да и повода не было. Она взяла в руки лук, повертела его в руках, рассматривая всю конструкцию. Оружие было увесистым, но не слишком, полегче, чем Глок. Девушка взяла стрелу. Быстро промотав в памяти все, чему учили, Амалия встала в стойку, глубоко вдохнула и прицелилась, натянув тетиву. Мысленно она отсчитывала. Пять. Вдыхает. Четыре. Задерживает дыхание. Три. Сглатывает. Два. Тянет сильнее. Один. На выдохе отпускает тетиву. Стрела летит прямо, вонзается в мишень, но не в яблочко.
Доля секунды, и совсем рядом с лицом, почти царапая кожу, пролетает вторая стрела, и она уже поражает самую цель.
Сразу бросило в жар, а затем в холод от неожиданности. Сердце забилось очень часто, когда девушка поняла, что была в миллиметре от острого наконечника.
— Ты в своем уме?! — Амалия резко развернулась, зло окинув мастера взглядом. — Ты чуть в меня не попал!
— Тебе всегда нужно помнить о том, что мишенью можешь стать сама. Что ты делала? Считала? — Адам опустил лук, показав таким образом, что больше не намерен пугать наемницу или наносить ей вред.
— До пяти, как учили.
— Трех будет более чем достаточно. Начинай считать, когда мишень будет не очень далеко, чтобы не стоять долго на месте. Тебе нужно всегда передвигаться, оставшиеся две секунды могут стать решающими для тебя. Поняла?