— Ее шантажировали убийством сына! Вы правда закрываете на это глаза? Для вас это какая-то мелочь?
— Да, твою мать, для меня это мелочь! На первом месте стоит Обитель, а потом все прихоти. Адам уже заигрался, забылся, щенок, — Босса трясло от злости. Он бы сейчас же вцепился бы в горло Сандры, только та не позволит. — И я не хочу, чтобы такая ситуация повторилась. Он чувствует к ней что-нибудь?
— Ничего. Прошло всего два месяца, как она оказалась здесь, может, чуть больше. Она интересна ему только как наемница, — женщина замолчала не на долгий момент, откинув за спину черные волосы.
Она чувствовала себя матерью двоих детей, когда приходилось прикрывать задницу еще и племяннику Босса. Сандра от накатившего раздражения даже отпила из стакана Луи. — Мне придется все рассказать Адаму, если вы решите избавиться от Амалии. Это его забота.
— Ты же умеешь мозги на место ставить, поговори с ней, узнай больше. А я пока подумаю над своим решением. У тебя неделя до турнира.
— Вы ставите мне условие? — открыто усмехнулась советница, нахмурившись.
— Могу себе позволить.
— Нет, не можете, — она приподняла голову вверх, гордо глядя на Босса. В такие моменты ему хотелось убить ее, слишком уж много она себе позволяла. — Не забывайте, что вы все еще живы только благодаря мне. Успокоить наследника порой очень трудно. Не стоит пренебрегать мной.
— Ничего ты не попутала? — двинулся к ней Босс, плотно стиснув челюсти. — С Адамом иголки показывать будешь, — он схватил женщину за скулы, сильно сжав их. Она злила его. До зуда в руках раздражала. Такая гордая, независимая. И вечно на стороне наследника. — Поняла меня? — ему пришлось выпустить лицо Сандры из своих рук, когда она выплеснула на него стакан воды.
— Если Адам в скором времени заявится убить вас, не удивляйтесь, ладно? Я не собираюсь больше тянуть ваши сроки. Поняли меня?
Она бы плюнула ему в лицо, ударила бы в пах, только сдерживала себя. Эмоции плохо влияли на нее, как и на любого человека. Затмевали здравый смысл. Она же была холодна умом. И цену себе тоже знала, не позволяя обращаться с собой как с дворовой шавкой. Здесь полно девочек на побегушках.
— Пошла вон, — скороговоркой выпалил Луи. — Вон! — гаркнул он, указав на дверь, и Сандра не стала лишать себя удовольствия покинуть столь противного ей человека.
***
В лазарет Амалия все же сходила. Кроме осмотра и выданных препаратов, ее отстранили на некоторое время от любых тренировок, чему она несказанно была благодарна. Ее бы стошнило, пробеги она хоть стометровку. Ей предлагали антидепрессанты, от которых она сразу же отказалась. Препараты притупляли бы ее сознание на некоторое время, а после пришлось бы принимать их заново. Снова и снова. О тренировках можно было бы забыть не только на пару дней, но, возможно, и навсегда. Да и кончать с собой Амалия не собиралась. Хотелось, боже, как же жглось ей удавиться, лишь бы не вспоминать тот вечер. Ее воротило от любого запаха, из-за чего не могла нормально есть. Не хотелось ничего делать, ничего не видеть и не слышать, к счастью, никто не донимал ее в это время. Но даже этого не хватало, чтобы решиться покончить с собой.
Наемниц в Бурге с самого детства учили не только крепко держать оружие в руках, но и ублажать мужчин. Как наложниц, с той лишь разницей, что их тело они могли использовать как козырь на заданиях, а могли пользоваться им себе же во спасение. Учили также и тому, как справляться со всем этим дерьмом, которое могло вылиться на голову девушке. Смирение. Принятие. Движение. Три на первый взгляд простейших правила. Только попробуй, смирись с тем, что ты в глазах большинства мужиков — мясная дырка, в которую можно присунуть. Найди себе цель, чтобы двигаться дальше. Саламандра за эту цель только и держалась.
В тишине и покое Амалия сидела вплоть до того дня, как к ней не наведалась Сандра. Она несколько раз постучала, пока девушка не очнулась от дремоты и не дала разрешения войти. Женщина вошла в комнату, коротко поздоровавшись, и тут же поморщилась от духоты и спертого воздуха, кажется, спальню не проветривали несколько дней. Сандра качнула головой и быстро открыла балкон, впуская хоть тяжелый, наполненный влагой, но все же свежий воздух.