— Я не собака, — девушка находит в себе силы выдавить несколько слов, превозмогая боль и сухость в горле. — Меня не нужно хвалить за каждый хороший поступок, не нужно бить тапком по морде за каждый косяк. Я не играю в одни ворота, Адам. Никогда.
— Как не наказывать того, кто лжет с самого первого дня? — Изувер отчетливо слышит этот хрип в голосе Амалии, решая все же пощадить ее. Но только сегодня. Его рука плавно выпускает шею из хватки, опускаясь вниз, задевая пальцев кромку ее майки. Он отходит от нее к своему столу, чтобы налить воды в стакан. — Пей, — коротким кивком указывает на протянутую руку помощи. — Амалия, рука не казенная, — сталь слышится в его голосе, когда Амалия продолжает подпирать собой дверь в надежде слиться с ней единым цветом и испариться.
— Я не лгала тебе и никому другому здесь, — она еще несколько секунд смотрит на протянутый стакан, взвешивая решения — послать наследника к черту или же принять его ничтожный порыв альтруизма.
И все же отлипает от двери, подойдя к Изуверу. Буквально выдергивает у него стакан, потому как он нарочно сильно сдавливает емкость своими пальцами. Немного воды выплескивается на майку в районе груди, а остальное Амалия выпивает всего в несколько больших глотков, блаженно наслаждаясь смытым ощущением пустыни во рту и горле.
— Неужели? — Адам приподнимает одну бровь, усмехаясь над девушкой. — Я верю, что ты не травила никого, но, — он отходит немного в сторону и встает теперь прямо перед брюнеткой почти вплотную. От его глаз не уходит то, как едва заметно вздрагивает она всем телом, отступая назад, пока не упирается поясницей прямо в стол. — Но четыре с лишним миллиона, ящерица, — он подходит все ближе, наклоняется, продолжая хищно всматриваться в наемницу, и упирается руками в поверхность по обе стороны от девушки, вновь заключая ее в ловушку. — Такие деньги не платят за голову одного предателя. Не ври мне, огненная, ведь Обитель выкупила твою жизнь, а я выкупил ее у Обители. И я отдал за твою голову больше, чем четыре ляма, — наследник наблюдает за тем, как хмурится Амалия в удивлении, пока до нее доходит, что она увязла в этом же болоте вместе со своим мучителем-спасителем. И он может помочь ей выбраться или потопить.
— Что? — единственное, что она может выдавить и то шепотом.
Вся сжимается под властным взглядом Изувера. Ей страшно, ведь все сказанное Адамом о том, что ее жизнь в его руках, не было пустым звуком. Он присвоил ее себе. Она принадлежит даже не клану, а только ему. И если кто-то и решит отпустить ее, то только лишь он, и никто другой не посмеет ему перечить.
— Я купил тебя.
— Сколько? Сколько ты отдал за меня?
— Достаточно, чтобы ты не смогла выкупить себя за год или даже два, а быть может, и никогда вовсе, — он приподнимает уголки губ в лукавой ухмылка, касаясь кончиками пальцев оголенной части кожи на бедре там, где немного сползли штаны и задралась майка, начиная вырисовывать непонятные узоры. — И ты можешь провести это время с полной уверенностью, что завтрашний день для тебя наступит… Или же каждый день жить в страхе, потому что к тебе нет доверия, — Адам наклоняется катастрофически близко, вынуждая девушку отклониться немного назад. Он смотрит за тем, как дрожат зрачки в радужке ее глаз, как она пытается отодвинуться от пальцев, только упирается во вторую руку. Амалия быстро реагирует, упирает свои руки в торс наставника, пытаясь его отодвинуть от себя. Его кожа слишком горячая по сравнению с ее заледеневшими ладонями. — Для чего ты пришла сюда? Добровольно порхнула ко мне в руки для чего?
— Я уже говорила, — девушка почти шипит, сильнее упираясь в тело мужчины. — Я убила виновника в смерти моего мастера и меня посчитали предателем.