О, многострадальная мученица Сандра. Адам был готов воздвигнуть ей памятник на месте статуи Фригг за ее нескончаемые муки при нахождении в одной палате с Луи. Однако, если посмотреть с другой стороны, то эти двое друг друга стоят. Один мнил себя неведомо чем. Пупом земли. Царем горы. Богом в своей Обители. С пеной у рта кричал, что место главы его, а не Адама, ибо тот слишком глуп, слишком молод. Да куда уж. Третий десяток на подходе. Вымахал двухметровый детина. А вторая — любительница и ценитель высокой мысли и тончайшей философии. Она бы переиграла самого Диогена и Софокла, а быть может, и Аристотеля.
Адам даже невольно улыбнулся своим мыслям. Картины в голове вырисовывались просто упоительные.
Луи костерит и покрывает южанку-перебежчицу отборным матом, не скупясь на обилие жестикуляций. Его разрывает от злости! Маленькая девка Бурга посмела подсыпать ему яда! Мало того, что беглянка, так еще и умом обделена. Надо же — просчиталась с дозой! Ну что за бестолочь? А Адам что? А ничего! Смотрит да слюни пускает на задницу Саламандры! И это он на престол лезет? К власти? К самой верхушке Обители? Ну разве не наглость? Ему бы уже самому наследника себе заделать, а он все по кроватям наложниц скачет, как блоха на гребешке. Никакой ответственности!
И тут же Сандра-адвокат рядом. На перевес с матом Луи, она изящно растекается мыслями по… По лазаретовской койке. Говорит спокойно, почти безэмоционально, едва ли не медитируя. Утверждает, что нельзя вот так сразу обвинять человека во всех смертных грехах. Пусть берет пример с нее. Она, между прочим, отравлена так же, как и он. И ничего. Отравили и отравили, чего бухтеть то. Главное, что все живы. А остальное пустяки. Тем более, если волноваться по любому случаю, то и инфаркт недолго заработать.
— Ересь, — отмахнулся Адам.
Сандра и Луи так еще и общаются нормально. Будь это частью какой-нибудь математической формулы в средние века, Изувера непременно бы отдали в руки инквизиции, как еретика.
Мужчина поправил на себе куртку и не спеша вышел из беседки. Он внимательно смотрел на замок, во скольких окнах горит свет. И в каждой такой комнате кто-то занимается своим делом. Кто-то полирует клинки; кто-то смотрит сериал или фильм; кто-то готовится к заказу, в сотый раз перечитывая всю информацию и досье; кто-то занимается сексом с наложницей, а может, и с двумя или даже тремя.
При мысли о сексе втроем у Адама аж в паху зазудело. Он не помнил, когда в последний раз так развлекал себя. Месяц назад? Даже больше. В последний раз это было после выполнений заказа с убийством маньяка, что изнасиловал и перерезал добрый десяток невинных девчонок лет десяти-двенадцати. Полиция не могла его никак найти, никакого следа. И тогда последним шансом осталась только Обитель.
Адам поймал его с поличным. Мужик уже в возрасте во всю резвился с ребенком. Изувер никогда не питал теплых чувств к детям, но в тот раз даже он не смог смотреть на все с абсолютным равнодушием. Его едва ли дрожь не пробила, когда на него посмотрели зеленые глаза девочки. Заплаканные, испуганные, полные боли и отчаяния. Он озверел, хоть и привык работать с холодным умом. Привык приносить людям боль. Это он — мучитель. Он — убийца. Но никак не избавитель от педофилов. Адам не помнил, как убил психа. В памяти лишь осталось то, как смеется в последние секунды этот мужик. Как укутывал растерзанную девочку в свою куртку. Малышка была слишком повреждена. Госпитализация только бы больше заставила ее мучиться. Адам пообещал зеленоглазому ребенку, что через несколько секунд она очнется дома, и все будет хорошо. Нужно только закрыть глаза. Он солгал ей, пустив пулю прямо в лоб. И в первый раз он убил во благо.
После таких заказов Адаму всегда хотелось расслабиться по полной. Забыться в объятиях двух, а то и трех прекрасный нимф, позволяя делать с собой все, что им захочется. А потом он сам брал верх. И сейчас ему хотелось этого ровно так же, как и после заказов, которые шрамы оставляют не на теле, а на чем-то более глубоком. Эти три дня выдались тяжелыми. Видимо, это и есть те самые минусы места главы — все проблемы должен решать ты. Потому и расслабиться хотелось.
Изувер шел вперед, пиная маленький кусочек гравия по мощеной дороге, мокрой от росы, всматриваясь в искаженное отражение фонарей. Маленькие, размытые и красные. Похожие на огоньки. Адам даже приподнял уголки губ в улыбке, вспоминая, как он, еще мелким мальчишкой, с Мэттом и Динго поджигал палки и рисовал в воздухе. А потом получал по шее от мастеров, потому как этими палками служили тренировочные деревянные клинки и мечи. Вторые особенно берегли. Как зеницу ока. Для случаев подготовки совсем юных рекрутов к соревнованиям по фехтованию. Забавно, что Адам никогда не питал особых чувств к бою на клинках и мечах, даже как-то презирал, обосновывая это тем, что время уже совсем другое. А вот топоры и секиры ему нравились определенно куда больше. Намного увесистее, массивнее, не то, что эти «зубочистки», как он называл клинки. Секирой можно было хорошенько вдарить и плоской частью, и этого было бы достаточно, чтобы противник пал. Однако предпочтение все же отдавал именно огнестрельному оружию. Да и габариты не позволяли взяться за клинки основательно. Адам с самого детства отличался ростом, а к шестнадцати годам, к возрасту первых заказов, и вовсе вытянулся до ста восьмидесяти пяти сантиметров, не говоря уже о мышечной массе, которую он годами набирал. Никто бы не поспорил с его силой и проворностью, но все же клинки нужны были более мелкому и юркому противнику. Как Саламандра.