Адам вдруг одернул себя. Он, заведомо зная, что девчонка либо лжет ему, либо не договаривает, что в общем-то являлось одним и тем же, пытался оправдать и выгородить ее перед Динго, а может, и перед самим собой.
— Я разберусь, — мужчина устало выдохнул, забрав распечатку, и сложил лист в четыре раза. — А Соня ничего тебе не говорила? Раз уж она ошивается возле Амалии.
— Я спрашивал, они обсуждают турнир и бабские штуки. Ну иногда тебя. Можешь сам поспрашивать, только сильно не кошмарь ее. Ладно?
Адам отмахнулся.
— Сам разберись с ней, у меня и без Сони гемора хватает, — мужчина потрепал себя по взмокшим от пота волосам. Сейчас он даже не был рад, что Луи так тяжело борется с ядом. Именно сейчас эта рухнувшая на голову власть была совсем некстати. Слава Богу, хотя бы Сандра вчера выписалась. — И проветрил бы ты комнату. Мне жалко горничную, она тут задохнется же, — постарался он отшутиться, разрядить обстановку и сбросить собственный накал. — И кончай заливать в себя эту ссанину, — Изувер пнул банку. — Если у тебя выявят гастрит или того хуже, язву. Ты знаешь. В моих Гончих тебе не место.
Мужчина кивнул в предупреждении и вышел из комнаты.
Воздух в коридоре показался слишком свежим и прохладным по сравнению с норой Мэтта. Стало проще дышать. С лёгких будто оковы сняли. Аж мурашки по коже пошли. И снова сдавило, когда Адам двинулся к своей комнате, подначивая свое желание расслабить нервы, прикончив кого-нибудь, мыслью о доброй сотне тайн Амалии.
Он был зол, разгневан до скрежета в зубах. Хотелось вцепиться в глотку Амалии, удавить ее. Снять с себя этот колючий ошейник. Лишь бы не сорваться. Лишь бы, лишь бы, лишь бы…
Глава 21
Когда Адам наконец добрался до северного крыла, его встретил дежурный третьего этажа, перехватив прямо у двери комнаты.
— Господин, — громко заговорил парень, стремительно двигаясь к наследнику с другого конца коридора.
Адам на мгновение замер, приоткрыв дверь, и глянул на дежурного. Новенький, значит. Его он раньше не видел.
— Что такое? — безэмоционально поинтересовался он, смирив юнца одним морозным взглядом. Буквально говорил, чтобы тот не подходил к нему слишком близко. Его нервы чересчур оголены сейчас, ему бы не хотелось пополнить лазарет одним неосторожным новобранцем.
— Эм, — наемник резко остановился в паре метров от Адама. — Тут девушка из триста двадцать седьмой комнаты приходила. Темненькая такая, — мужчина хмыкнул, заинтересованно приподняв брови. Что Амалии могло вдруг от него понадобиться? — Искала вас. Я сказал ей, что вы на тренировке, и она может найти вас в зале…
— Ближе к делу, — перебил и поторопил его мужчина.
— Она выглядела очень… — он запнулся, подбирая слово. — Напуганной. Просидела у вашей двери около часа. Попросила передать вам, чтобы вы зашли к ней, как вернетесь.
Адам нахмурился, стиснул челюсти и сжал лист в руке. Пульс значительно участился, и шестеренки в голове начали свое быстрое движение. Было до смешного интересно: что могло ящерицу так испугать, что она прибежала к тому, кто вечно отрывает ей хвост?
— Когда она ушла?
— Минут сорок назад. Может, час.
Мужчина кивнул головой.
— Я понял. Можешь идти, — и скрылся за дверью.
Адам встал под теплую воду в душе, в очередной раз задумавшись о наложницах. Ничего. Даже покалывания в ладонях. Даже тяжести в мышцах или животе. Или вибрации от груди и до самых пят при мысли о фаворитке…
У Изувера никогда не было фаворитки и, скорее всего, не будет. Они, все наложницы, не отличались для ничего ничем, кроме внешности. Он был падок на блондинок, но и от брюнеток с шатенками и рыжими не отворачивался. Они все ему нравились. Часть Серали, принадлежавшая Адаму, была одной из самых привлекательных, ее даже прозвали Эдемом хотя бы по той причине, что он никогда не скупился для своих «нимф», именно так он называл наложниц. Красивые, ухоженные, как на подбор прекрасные девы. Адам обожал их всех. Но сейчас даже они наскучили. Ласковые, пусть и гордые отчасти, но такие податливые. А ему хотелось другого. Чего-то взрывного, выжигающего, буйного и бурного. Чего-то небезопасного, почти смертельно ядовитого.
***
«Ты в порядке?»
«Амалия?»
«Все хорошо?»
«Ну же, ответь».
Голос звучал отовсюду и ниоткуда одновременно. Будто в самой голове. Как ведро на голове надето. Отдавался эхом, бил по вискам. Заставлял едва ли не спрятаться от него. Гадство. И черные, противные черные точки, почти пятна перед глазами. Ком в горле от подкатывающей тошноты.