Элен обходила монастырскую стену, поглядывая искоса на серые взбаламученные воды реки. Если хорошенько присмотреться, на берегу всегда найдется что-нибудь, что разумная женщина может подобрать на продажу.
В мире совсем, почитай, не осталось любви. Так считала Элен, и никто ее не переубедит. Она была женщиной богобоязненной, и ее очень даже беспокоило, что Господь их покинул. Даже Святую Землю отобрал, а это уж яснее ясного показывает, что Он отвернул лик свой от заблудшей паствы своей.
Она заметила что-то в низких кустистых тростниках и приостановилась. Дождь лил стеной, и очень хотелось под крышу, а не в грязи прибрежной вязнуть, разбираясь, нет ли там чего годного на продажу, но бедность пересилила. Ворча себе под нос, она с упреком взглянула на небеса и свернула в ту сторону. Для нищих каждый пустяк чего-то стоит, а беднее ее мало найдется.
Она была еще малявкой, когда слышала, как священник предвещает беду. Незадолго до того крестоносцы потеряли Святую Землю. Она частенько вспоминала его пророчества. Глад, да-да, и война, и мор. Ну, мора на людей, хвала Господу, не случилось, зато мерли овцы и другая скотина, а это тоже большая беда. Потом и голод настал. Господи, спаси! Девять лет тому назад в округе за лето каждый десятый помер от голода. Бывало, как выйдешь на дорогу — непременно увидишь какого-нибудь бедолагу: еле плетется, а потом упадет и помирает в пыли. Сколько было мертвецов. А сколько голодали и уже надеждой расстались!
Ей на минуту вспомнился ее Томас. Его улыбка, его веселые объятия, его любовь…
Зря. Уж почти два года минуло. Она нашла его наутро после праздника поклонения веригам святого Петра, на следующий день после того, как видела призрака на болоте. Вот потому-то и призрак показался: предвещал смерть мужа.
Давешней ночью ей снова почудился тот призрак. Высокая темная фигура на болоте, в плаще с капюшоном.
— Больше уж у меня мужа не возьмешь, — шепнула она про себя.
После его смерти жить стало трудно. Вокруг все больше народу побиралось. Слабые, голодные, хромые и увечные — все стекаются к Лондону, всех тянет в великий город: богатых и бедных, в надежде и в отчаянии. Он вбирает их в себя, а после выплевывает кости, высосав из них жизнь.
«В такую погоду в город не доберешься». — подумала она, глянув на бурную реку. Мост в дождевой пелене, как в густом тумане, хотя до него немногим больше полумили. Напротив, на дальнем берегу реки, — королевский Тауэр, где до побега держали изменника. Без лодки ему бы сюда не перебраться. Не то чтобы Элен его видела. Он еще до ночи переплыл реку и сел в седло. В ту ночь, когда умер муж Элен.
Тауэр даже в таком тусклом свете представал мерцающим белым видением. В молодости — когда о скрюченной старой карге под пятьдесят и помину не было — она частенько засматривалась на крепость, представляя в уме богатых лордов и леди, собиравшихся там. Теперь он наводил страх — темница для лишившихся королевской благосклонности, вроде настоятеля Уолтера де Луиза. Он ведь и сейчас там.
Эта штуковина находилась между ней и Тауэром — торчала из-за кочки у самой воды. Закряхтев от натуги, она шагнула поближе, оскальзываясь и бранясь. Тонкий жидкий ил здесь вместо земли. Раз она чуть не растянулась во весь рост, но все же добралась до кочки, и тогда увидела, что это было. Не бревнышко, а длинная, тонкая, изящная рука, торчащая из песчаного намыва.
Послушник Джон, спотыкаясь, бродил по галерее, хмуро уставившись в книгу, стараясь извлечь смысл из написанных слов.
По каким-то меркам жизнь его была трудна, но послушник был счастлив и охотно остался бы здесь навсегда, чтобы трудиться во славу Божью. Он трудился с неподдельной радостью, с чувством, что пока он остается здесь — все хорошо. Правда, он еще не принял монашеского обета — слишком был молод, — но обязательно примет. Если, конечно, позволит новый настоятель.
Настоятель Джон Кузанский оставался еще неизвестным лицом. Когда послушник вступил в монастырь, настоятелем был Уолтер де Луиз. Лоуренс не раз говорил, что настоятель — из тех редких людей, которые преуспевают в мире, несмотря на их неизменную доброту и великодушие. Удивительный человек. Такому хочется подражать… как и брату Лоуренсу, конечно. По слухам, Лоуренс сам вышел на топкое болото, чтобы помочь пресловутому изменнику и мятежнику Мортимеру бежать из Тауэра. Лоуренс, конечно, никогда не приписывал себе этой заслуги. Он был слишком скромен.