Он терзался сомнениями. Промолчи он — и глупец коронер вполне способен выбрать в подозреваемые первого, кто попадется под руку, — его самого. А обстоятельства таковы, что оправдаться он никак не сумеет. Для бедных не существует справедливости.
— Брат Лоуренс, — окликнул его Болдуин, — послушай, ты, кажется, хотел что-то сказать, когда объявился этот дурень? Что, у этого Пилигрима было много врагов из числа родных девушки?
— Ну, Пилигрим был еще молод, и кто знает, где он мог нашалить. Видно, кто-то где-то затаил на него обиду. Но только не на Джульетту. Это была добрая, милая душа. Я всегда думал, что она станет прекрасной матерью, только не с…
— Не с кем? — подстегнул его Болдуин.
— Мне пришлось дать обет молчания, прежде чем сделать это, — жалобно проговорил Лоуренс.
— Сделать что? Обвенчать их? — проницательно догадался Болдуин, и Лоуренсу ничего не оставалось, как отвести взгляд.
Все же он вздохнул с облегчением. Тайна вышла на свет.
Тимоти Капун навсегда остался малорослым. У него было сложение человека, недоедавшего в детстве — вечное напоминание о голоде, случившемся восемь лет назад. Заразная болезнь оставила круглые шрамы на его лице, так что в целом его наружность была не из самых располагающих.
Войдя в большой зал и увидев отца, греющегося у огня, призванного спасти от сырости не по сезону холодного лета, он угрюмо протопал по плиткам пола и остановился рядом со скамьей, на которой сидел Генри Капун.
— Тебе что надо?
— Отец, я хотел только выразить сочувствие. Мы оба любили ее.
Генри поднял взгляд на сына. Лицо его скривилось, однако он совладал с болью и произнес без всякого выражения.
— Это ты сделал?
— Что, отец?
— Ты знаешь, что! Ты убил свою сестру? Потому что, даже если мне придется за это доживать век в темнице и отправиться оттуда прямо в ад, клянусь, если ты убил мою малышку Джульетту, я добьюсь, чтобы тебя вздернули.
— Отец, не думаешь ли ты, что я мог обидеть сестру? Я тоже ее любил.
Генри сплюнул.
— Тебе не дано понимать, что значит это слово!
Немного спустя Болдуин с Саймоном, сидя в грязной шумной таверне у южного конца моста, обсуждали признание монаха.
— Мне не нравится этот коронер, — согласился Болдуин. — Слишком уверен в себе. Такая уверенность опасна для правосудия. Ему следует слушать и взвешивать улики, а не принимать с ходу одно-единственное решение.
— Ты и с монахом был не слишком любезен.
— Верно, — признался Болдуин и, подумав, ворчливо добавил: — Монах принадлежит к ордену, отличающемуся не меньшей самоуверенностью, чем тот коронер. Клюнийцы так уверены в своем месте в мире и на небесах, что в броне их самоуверенности вряд ли найдется брешь, куда могла бы проникнуть капля сомнения. Я не доверяю людям, не сомневающимся в себе. Для меня сомнения — главный элемент расследования. Сомневаешься в словах каждого свидетеля — сомневаешься потому, что не уверен в собственном понимании. Чтобы добиться правды, необходимо сомневаться во всем.
— Ты не доверяешь ему потому только, что он монах?
— Угу, — кивнул Болдуин. — Боюсь, что так. Однако же он был нам полезен.
— Да, мы узнали, что она была замужем. Только за кем? За тем парнишкой?
Болдуин крякнул. Позволив себе проговориться о главном, монах замкнулся и твердил только, что связан клятвой хранить тайну. Ни на один вопрос не ответил.
— Все равно придется ждать завтрашнего дознания, чтобы услышать показания свидетелей.
— Мне не терпится услышать рассказ первого, нашедшего тело, — кивнул Болдуин. — Два тела… Очень странно они расположены. Мужчину, Пилигрима, затащили в укромное место, а потом постарались, чтобы мертвец выглядел хорошо.
— Как если бы его убил, а потом обрядил для погребения монах? — предположил Саймон.
— Возможно. Но с чего бы монаху его убивать?
— Девушка была привлекательна. Не мог ли монах возжелать ее, убить мужчину из ревности, а потом убить и ее?
— Возможно. Однако брат Лоуренс уверен, что семья девушки питала ненависть к Пилигриму. Они должны были счесть, что такой брак недостоин их малютки. Может, они решили наказать обоих?
— Хотелось бы мне с ними поговорить.
Болдуин покосился на друга.
— Они и просили епископа Уолтера расследовать убийство.
— Не первый раз убийца громче всех требует правосудия. И даже если они ни при чем, все же могли бы рассказать что-нибудь полезное о жизни девушки. Неизвестно, что может пригодиться.
— Верно, — сказал Болдуин и допил эль. — Все же меньше всего я склонен подозревать ее родных.