Чосер при всякой возможности скрывался в домик у городских ворот в Олдгейте, купленный им незадолго до женитьбы. Там был его дом, там он хранил свои книги, бумаги и письменные принадлежности. А теперь по некоторым причинам домик в Олдгейте стал пристанищем всей его семьи: жены, детей и слуг. Домик у ворот, казавшийся таким просторным, оказался тесен для семейной жизни. Оттого-то Джеффри, желая спрятаться от домашней суеты, и перебрался на несколько дней на южный берег, в монастырь Бермондси. Ни муж, ни жена не признавали этого вслух, но оба понимали, что под предлогом работы супруг бежит от семьи.
Сложилось так, что это летнее утро Джеффри проводил тоже в доме у ворот. Гостевые покои на первом этаже у внутренних ворот монастыря. Здесь размещали самых важных мирских гостей или тех, кому желал выказать благоволение аббат Ричард Дантон. Джеффри впервые увидел Ричарда Дантона накануне вечером, когда прибыл в монастырь. Он с удовольствием вспомнил слова, сказанные аббатом при встрече. Тот был красивым мужчиной, сочетавшим в себе властность с непринужденностью манер. Он, как видно, неподдельно обрадовался приезду Джеффри. Он сказал…
Но воспоминания Джеффри были прерваны воплями за окном. Ответный крик. Еще и еще. Это уже не добродушная перебранка, а настоящие оскорбления. Бранились рабочие, поправляющие осыпавшуюся кладку у основания монастырской стены. Их спокойные голоса доносились невнятно, зато крики звучали вполне разборчиво. А ведь, казалось бы, рабочие в монастыре должны выказывать почтение к святому месту? А вот ничего подобного, сплошные «свиной навоз» да «дерьмо коровье». Чосера все это совершенно не касалось, но тем больше было причин выглянуть в окно.
Немало обрадованный случаем оторваться от дел, и в то же время спрашивая себя: «Дел? Каких еще дел?», он встал и сдвинул в сторону стол, чтобы подойти к окну. Смотреть пришлось прямо вниз, и поначалу он видел только пару шляп, надвинутых рабочими до бровей, чтобы укрыться от солнца, поднявшегося уже высоко и светившего жарко, несмотря на ранний час. Чосер разобрал только, что один из рабочих был молод, почти мальчишка.
Работники рассматривали нечто, скрытое от взгляда Чосера. Они застыли в напряженном ожидании. Джеффри узнал позы людей, которые, видя затевающуюся драку, не знают еще, то ли принять в ней участие, то ли разнимать драчунов. А вот и двое главных героев показались на глаза, отойдя от стены под окном. Они, пригнувшись, стояли друг против друга, между ними было чуть больше ярда. Из своего окна Джеффри не мог видеть лиц, но позы и зажатые в кулаках инструменты — у одного резец, у другого мастерок — выдавали готовность к схватке. Человек, сжимавший резец, владел только одной рукой. Другая, левая, высохла и висела как птичья лапа. Должно быть, в возмещение ущерба, вся сила его сосредоточилась в здоровой руке и плече.
Джеффри отвел глаза от четверки рабочих. Площадка южнее дома — внутренний двор — пустовала, только черный кот нежился в солнечном пятне между тенями. Но монахов в черном облачении нигде не было видно. И неудивительно, ведь только что прозвонили к терце — служители божьи к утру молятся уже четвертый раз. Чосер скосил взгляд на залитый солнцем двор, заклиная кого-нибудь выйти и вмешаться. Сухорукий уже замахнулся резцом и перенес вес на левую ногу, изготовившись к нападению. Джеффри дальше высунулся из окна и, не раздумывая, закричал. Не «Прекратите!» или «Что вы делаете?», а просто «Эй!».
Этого хватило. Рабочий с резцом поднял голову. Он щурился, но все равно Чосер оставался для него просто тенью в окне. Он открыл рот, словно хотел сказать или прокричать что-то — зубов в черной дыре рта было меньше, чем пальцев у него на здоровой руке. Он опустил резец и помотал головой, как будто уверяя, что ничего дурного и не думал. Второй тоже поднял голову, прежде чем уронить руку с мастерком. И двое зрителей уставились в сторону Чосера.
Он чувствовал, что должен сделать что-то еще, но не знал, что сказать. Так или иначе, ссора между рабочими в Бермондси — не его дело. Он сам был здесь гостем и не имел власти. Хватит и того, что он, сообщив драчунам о присутствии свидетеля, предотвратил, хотя бы на время, насилие.
— Добрый вам день, — проговорил он, отступая от окна.
Но далеко он не отошел. Джеффри слышал биение своего сердца. Дыхание стало прерывистым, словно он сам только что собирался драться. Он прислушался. Голосов не слышно. Такое молчание бывает после ссоры. Вскоре возобновился шум работ: стук молота, скрежет резца.