– А как же женщина?.. Наследница, ну, или хозяйка? – решил уточнить гном. Назвать какую бы то ни было владелицу земельного надела “шахашем” у него не поворачивался язык.
– Она согласна с необходимостью выйти замуж. Сейчас она здесь, и пробудет ещё день-другой ради формальностей, после чего уедет к себе. Будет праздновать со своими людьми, – Бернур пожал плечами. Девушка принесла ему нарезанное жаркое, и шахаш принялся за трапезу. – Всё произойдёт именно так, вне зависимости от твоего решения.
– А как же её родные? – Сугир прикусил остаток лепёшки.
– Она потому и согласилась на подобное замужество, что ни один из мужчин в её роду не вернулся с фронта в горах. Давно пора, да только ни от одного и слова не дошло – ни от множества братьев, ни от отца и дядек. Если бы не родные земли, её можно было бы вовсе сиротой обозвать. Одна отрада – она ещё в том возрасте, когда ещё не поздно восполнить пробел Рода, – шахаш облизал пальцы, закинув в рот сочные куски мяса. Усмехнулся, поджав губы. – Правда, не без помощи со стороны.
– С ней можно встретиться?
– Ни́шшу пожелала, чтобы я не вовлекал её ни во что, пока не решатся все вопросы. В том числе не отсылать к ней потенциальных мужей, – шахаш строгим прищуром смерил гостя. – Она всё-таки не лошадь на продажу.
– И мне всё равно нечем дать за неё выкуп.
Гном напрягся, ведь ему одним этим “нишшу”, уважительным обращением к женщинам высокого происхождения или мастерства, показали отношение к местной аристократке мелкого пошиба. Ему опять вспомнилась его родительница. Сам мужчина при других звал свою мать “ни́и”, позволяя произносить менее личное обращение всем остальным. Несомненно, незнакомая женщина звалась так по праву, и недовольство Бернура оставалось справедливым.
– Я… – Сугир отпил из стакана, чтобы промочить пересохшее горло. – Вы позволите мне подумать до завтрашнего утра?
– Позволю, но если не явишься к полудню… – шахаш скривил губы и смерил гнома колючим взглядом сверху вниз.
– Я сообщу вам о своём решении утром, – серьёзно кивнул собеседнику Сугир и отставил стакан на стойку-поднос подле себя.
Встал, откланялся и двинулся к лестнице. Сопроводивший его до шахаша охранник дошёл с работягой до первых осветительных стоек за площадкой и оставил наедине с мыслями и шумом пирующих. На Сугира почти никто не взглянул, от силы двое или трое проводили любопытными взглядами.
Зато за столом приятелей с приходом гнома стало шумно. Равные вернувшемуся работяге громко принялись обсуждать его уход, да и приход тоже. Забавлялись, припоминая его лицо в момент прихода посыльного, передразнивали удивление и шок, передразнивали строгость охранника шахаша. Сугир расслабился и отшучивался на равных, в то время как мыслями был везде или нигде. Раз за разом он возвращался к раздумьям о женщине, которая являлась причиной его разговора с шахашем, о земле, нуждающейся не только в рабочих руках, но и, судя по торопливости нишшу, в хозяине. Он не сомневался, что как раз люди, опекаемые этой высокородной, не имеют никаких возражений, если та вовсе обойдётся без мужа. В противном случае в беседе участвовал бы кто-нибудь из управляющего состава, находящийся поблизости к своей госпоже. И был мужчиной, конечно.
– Я уж чуть не подумал, что ты чем-то обидел шахаша, и тот решил с тобой рассчитаться, – Ласло звонко рассмеялся, и блики света задержались на его шрамах. – Чего от тебя хотели-то?
– А много ли мне можно предложить? Работа, – Сугир под смех сидящих за столом картинно пожал плечами. Чего он делать не стал - углубляться в подробности предложения. – Работа, но уже совсем не здесь.
– Тогда надо было мне шевелиться, – кобольд устало рассмеялся и вгрызся в лепёшку с кусочком мяса и указал на порцию самого Сугира. – Что, после шахаша кусок в горло не лезет?
– Не отойду никак, – отмахнулся мужчина и откусил хлеба, более жёсткого чем тот, который ему и Бернуру подавали. – Давно подобного не испытывал. До сих пор голова кругом.
– Ну, как отойдешь, подумай вот о чём – на севере у моего управляющего осыпающаяся деревушка, но если приложить силы, она зацветёт, – Ласло мечтательно заулыбался и возвёл глаза к тёмному вечернему небу. – Там богатые жилы, но уж очень глубокие. Ты ощутишь их, стоит только оказаться поблизости.