– Вот все и на месте.
Шахаш возник позади мужчины в компании ещё одного старика. Тот был намного старше Рауля, очень худой и седой, как далёкие пики заснеженных гор. Старец прижимал к тощей груди книгу в потёртом переплёте, а облегающее застиранное мужское платье делало его похожим на ожившую мумию. Но татуировка на подбородке в виде четырёхконечной звезды объясняла его присутствие – он был жрецом Аш-Алума.
– Мы можем начать в любой момент, – прошелестел старец и строго взглянул сначала на ладони Сугира, а потом прямо ему в глаза.
Безмолвный жест хлестнул гнома, из-за чего он заторопился с омовением, потому как остальным приходилось его ждать. Пока Сугир только промакивал поданным полотном руки, сполоснул ладони и шахаш. Окружающие молчали, но даже редкая птаха, где-то вдалеке решившаяся на трель, и плеск воды не облегчали тяжести обстановки.
– Тогда не будем медлить. Нишшу? – промакивая свои руки уже влажным полотенцем, Бернур широко улыбнулся женщине в свадебном облачении и та, помедлив, кивнула.
– Начнём же, – старик с талмудом неслышной походкой прошёл к каменному столу.
Оставшиеся разделились на две группки. Сугир вместе с Раулем и Бернуром зашли с одной стороны алтаря, а нишшу с помощницей – с другой. По знаку поднятой жрецом руки новый Зуно и нишшу коснулись алтаря, и старик раскрыл принесённую с собой книгу.
– В этот благодатный день Аш-Алум радуется с нами, потому как становится крепче Род Зуно. Сегодня и отныне эти двое будут вместе укреплять основание твоего Чертога, Аш-Алум, – жрец держал священную книгу перед собой, но его взгляд не опускался в текст, а дрожал над страницами и поверх голов присутствующих. – Сегодня и отныне они будут идти рука об руку, и пусть союз их будет крепок, как Твой Чертог. Улыбнись им, Всеотец, они стоят пред тобой, сын твой Сугир, маат Зуно, и дочь Ахта́р, маат Зуно…
Взгляд жреца устремился к гному, и тот протянул обе руки женщине. Грубых ладоней коснусь более тонкие и очень горячие. Мужчина вздрогнул от этого жара и чуть не отступил под этим напором, но лишь качнулся на пятках. Звучное имя, подобное пылкому дыханию ветра над прохладной горной долиной, пробирало его до нутра с той же силой, с какой жёг холод воды, когда он омывал руки. Загадочность под тонким плетением свадебного покрывала и жар хрупких рук. Сложный узор шнуров, след множества судеб предков, соединявшихся один за одним давным-давно, чтобы остаться в этот раз прежним. Ахтар из рода Зуно…
Даже задумавшийся, Сугир отреагировал вовремя к месту. После последних слов жреца он поклонился, не размыкая бережной хватки с ладонями, узаконенной перед Всеотцом и свидетелях женой. Женись он Напааком, поклон должна была совершить жена, входя в род своего наречённого. Но в иной род приняли его, и следовало соблюдать правило обряда.
– Да будет крепок и плодотворен союз Зуно, пусть ему улыбается Аш-Алум, – хрипло произнёс Сугир. Иногда между словами он делал вдох сырого воздуха, который почти не увлажнял пересохший от волнения язык, пока полированный стол отражал на своей поверхности тёмный силуэт склонившегося.
Пока мужчина говорил, он ощутил слабое сжатие женской ладони в своих. Наряд жены настолько обезличивал женщину у алтаря, что подобное проявление хоть какой-то слабости вселяло в гнома ранее незнакомое чувство. Оно походило на волнение своим трепетом, а на азарт – проявляющимся нетерпением и усиливающейся силой, толкающей вперёд. По юности Сугир влюблялся, и не раз, но всё-равно не находил имени новому ощущению. Да и очередная влюблённость… в кого? – В образ, который и в голове не укрепился?
Выпрямившись, Сугир под руку вышел из-за алтаря с уже женой и склонился ещё раз, отдавая последнюю дань традициям – поцелуй рук. По тем же традициям как раз от мужа ждали поцелуя, и здесь гнома ждал сюрприз – если руку Ахтар подала, то вот сколько-нибудь долго к себе прикоснуться – нет. Мужчина сам едва-едва ощутил касание к горячей коже женских рук, после чего те выскользнули из его хвата и скрылись под полой покрывала. Ни слова или хотя бы громкого вздоха. Женщина оставалась тиха, словно сама возможность творить звук ей чужда – одежда не шуршала при движении, а слух отказывался улавливать шелест травы под крепкими ногами. Позволив провести обряд, она ждала возможности сбежать с помощницей и не скрывала намерений.