Если прежде мужчина таял от ласки селянки, то как только она дотронулась своей горячей ладошкой до крепкой груди, не растерявшей загар военных походов, из женщины вырвался приглушённый выдох. Звук возбуждал гнома и пьянил, но он не решился нарушать любование женщины собой. Всё-таки и такая радость ему была дорога́ по-своему.
– А вы крепче, чем кажетесь со стороны…
В полумраке мелькнула кокетливая улыбка отступившей в темноту женщины. Сугир успел напрячься от ухода служанки, и возня с тихим смешком только усилили беспокойство, а несколько мгновений спустя потолок осветился множеством мелких желтоватых огоньков, похожих на искры костра. Освещение озарило комнату и вещи в ней, стала видна и фигурка помощницы Ирмы.
– Вот так, – она улыбалась потолку, а потом опустила взор на Сугира. – Не знала, что кристаллическое освещение здесь такое красивое!.. Вы прежде видели подобное, зирру?
– Видел, – мужчина заулыбался служанке и шагнул в её сторону. – Но здесь оно во много раз красивей, особенно с тобой.
Та коротко хихикнула и отступила назад, уперевшись спиной в стену. Невозможность побега раззадорила гнома. Он быстрее надвинулся на женщину и вовсе зажал её между собой и перегородкой. Погладить по щеке селянку было проще, когда мрак не мешал. Поцелуи стали откровеннее и жаднее, а от прикосновения к обнажённым бёдрам женщина задрожала как нетронутая девчонка, что только сильнее взбудоражило тело и воображение нового Зуно.
Уложить на кровать и взглянуть на соблазнительную добычу со стороны для Сугира было одним из способов получить удовольствие. И запомнить, возможно, последнюю картину, которая пьянит почти любого мужчину одним воспоминанием о ней.
– Как тебя зовут? – до лодыжки женщины гном дотронулся сначала одним пальцем, а, проводя им по тёплой бархатистой коже, уже ладонь положил на внутреннюю сторону бедра.
– Та́я…
Служанка дрожала, а с ней и её улыбка. Недвижными были лишь пристальный взор, направленный на Сугира и решительность, вздымающаяся в груди в ритме неровного дыхания. Мужчина поманил любовницу жестом к себе и перехватил за подбородок. Подтянулся сам и, нависнув, крепко поцеловал, между делом перебираясь на широкую кровать шахаша и подминая под себя дородную служанку.
Женская ласка была очень нужна усталому телу недавнего наёмника. Тае же хватило выносливости и сдержанности принять размеренный дуэт естества так, что гном не испытал стыда за свой любовный опыт и продолжительный пробел в нём. Находиться с ней мужчине нравилось всё больше и больше с каждым прикосновением, с каждым её синхронным с его вздохом. Ей не требовалось особого шарма и внешной утончённости, чтобы доставлять удовольствие любовнику, на которого она в свою очередь не напирала.
Наслаждение от единения не настолько затуманило Сугиру разум, чтобы не понять, что служанка нишшу тоже вкушает не меньшее блаженство от плотских утех. Такая мысль о женщине, откинувшейся на подушки у него под боком, радовала мужчину искренностью к нему. Шахаш, ставший таковым только благодаря женитьбе на высокородной, всё равно мог обеспечить тёплое местечко хваткой девице, отдавшейся ему вместо жены. Или, скорее, отхватившей возможность высокородной госпожи, пренебрегшей… традицией? Обязанностью? Да кто мог обязать нишшу на её земле?!
Тая снова улыбалась потолку и иногда скашивала глаза на отдыхающего поблизости любовника. Сугир, напротив, больше любовался обнажённым женским телом в отблесках освещения. Кристаллы в стенах отражали свет огня из печи где-то в глубинах поместья, в то время как гному казалось, что он не так давно предавался страстям близ огромного костра наёмников не на богатой постели, а на полинявшем плаще. Загорелая кожа селянки блестела там, где собрались горошинки пота. Праздничная причёска рассыпалась, тонкие пряди прилипли к шее и лицу.
Мужчина криво улыбнулся и, обняв любовницу одной рукой, подтянул поближе к себе. Её дрожь от его прикосновений и после порыва страстей побуждала Сугира на большее. Чувство власти хоть над кем-то дурманило. Гном кончиками пальцев убирал прядки на прежние места, но дуги из косичек, прикрывавшие прежде лоб, упали позади висков, и лицо открылось полностью. Отсветы кристаллов изгнали тень от линии волос, обозначив тонкие полоски глубоких и мелких шрамов. Вид этих увечий выбил из груди Сугира весь имеющийся воздух.