— Как тебе сказать? Живу вроде нормально… Вот получил направление парткома на сплав.
— На какую должность? — поинтересовался Денисов.
— При чем тут должность? — поморщился Баталов. — Чтобы вести массово-политическую работу среди рабочих, не обязательно занимать должность. Буду работать рядовым, как и все… Временно, конечно, на период сплава.
— Вон как! — удивился Денисов: Семен Баталов — и рядовым рабочим? Но ничего не сказал, спросил только, куда тот пойдет, на сброску или на проплав?
Баталов вновь посмотрел на дверь кабинета.
— Не решил еще… Может, к себе на пикет возьмешь? По старой дружбе.
Денисов недоверчиво взглянул на Баталова — не шутит ли тот, но Баталов оставался серьезным, и лицо у него было строгое, без какого-либо намека на улыбку, лишь веко на левом глазу мелко-мелко подрагивало.
— Бери, не подведу, — успокоил Баталов, видя замешательство Денисова. — Поработаем вместе, как раньше. Можешь на меня положиться. Помнишь, как работали?
«А что? — подумал Денисов. — Пусть! Человек он здоровый, силенка есть бревна ворочать». Правда, в душе шевельнулось чувство протеста, вспомнилось счастливое лицо Шуры рядом с надменной улыбкой Семена, но он тут же подавил непрошеную мысль. «Это дело прошлое… Не вправе я ворошить его. Виноватых там нету…»
И он по-другому, дружелюбнее посмотрел на Баталова.
— Ну что ж? Давай… Давай поработаем.
Баталов подал Денисову руку, и они, смеясь, обменялись рукопожатием, словно печатью скрепили возобновление прежней дружбы…
Денисов лежит, перебирает все это в памяти. «А может, Баталов прав? — думает он. — Не о себе разговор завел, о деле… Может, следовало прислушаться, поднять вопрос перед начальником сплавучастка об оплате разборки заторов?»
Но сколько он ни думает, не может согласиться с доводами Баталова. Если согласиться, значит снять с пикетчиков всякую ответственность за проплав древесины. Тогда заторов не оберешься, сорвут они сплав.
Нет, прав он, так и надо было ответить Баталову! И совсем тут дело не в Шуре.
Думая о Шуре, он не может удержаться от волнения, встает, набрасывает на себя ватник и тихонько, стараясь не скрипнуть дверью, выходит из будки.
На котлопункте темно, ветрено. Беспокойно шумит лес, небо хмурится, обещая непогодь. Ветер разогнал туман, река мертво, оловянно блестит. Денисов, поеживаясь от холода, пьет из бачка воду, садится на чурбак у костра, закуривает…
Не одному начальнику не спится. Маркел Данилович Паньшин тоже проснулся. Он слышит, как ворочается Денисов, как разговаривает сам с собой. Когда тот выходит из будки, Паньшин приподнимает голову, прислушивается с тревогой.
Он понимает Андрея, разделяет его беспокойство. Маркел Данилович сам до ухода на пенсию тридцать лет, с перерывом на войну, гонял моль по Кане. Был и рабочим, и начальником пикета, знает, как нелегко работать в нынешних условиях.
Паньшин вспоминает: перед сплавом Денисов зашел к нему посоветоваться. Они посидели, поговорили о весне, о воде. Паньшин присматривался к Андрею, видел, что тот побаивается: весна обещала быть трудной, а начальником пикета он первый год, до этого был рабочим. И он вызвался сам пойти на пикет, помочь на первых порах.
Маркел Данилович тяжело вздыхал, лежа на койке. «Молод еще, — думает он о Денисове, — не умеет командовать. Где надо крикнуть — просит, уговаривает… Да и где было научиться? Простой мужик».
Не дождавшись Денисова, Паньшин встает, выходит из будки, оглядывается по сторонам, видит огонек папироски. Сходив за будку, он подходит к Андрею, опускается рядом.
— Чего не спишь? — спрашивает он строго.
Денисов молчит, затягивается папироской. Ему страшно признаться, что не спит из-за ссоры с Баталовым, из-за глупой сплетни Оренбуркина.
— Зря расстраиваешься, — доброжелательно, понимающе говорит Паньшин. — Не стоят они того. Особенно этот… Баталов.
— Черт его знает! Ведь он говорит, что за рабочих болеет, о них заботится, — отвечает Денисов.
— Будя! — прерывает его Паньшин. — Не переживай! Не оправдывай! Если ты ослеп, я все вижу… Планжетку купил! Зачем ему планжетка?
— Не в планшетке дело, дядя Маркел.
— Нет, в ей! Хочет показать, что он понимающий, а мы — лесные пеньки… Ишь, выскочил, советы начал давать, как сплав вести. Без него не знали!
— Коммунист же он, дядя Маркел, — сопротивляется Денисов. — Хочется верить… Если не верить людям, как тогда жить?
— Людям надо верить, — перебивает Паньшин, — да вот не каждому можно доверять… А твоего Баталова я насквозь вижу. Он и Оренбуркина приспособил. Пашка жадный на деньги, вот он и пользуется.