Лева Гусев и Серега Попов подбегают к Степаниде, подхватывают ее, но щекотливая стряпуха отбивается от них, визжит на всю реку.
— Жениха я тебе желаю, Степанида, — говорит тенорком, покровительственно Оренбуркин. — Жениха желаю!.. Чай, в годах, а ни девка, ни баба. Замужем еще не была, все так прохлаждаешься.
— А что нам? Живем! — весело отвечает Степанида, стелет скатерть прямо на песок, выкладывает хлеб, ложки, берет поварешку в руки.
Все это время Денисов молчит, не вмешивается, радуется приходу стряпухи, веселой возне парней.
Молчит и Семен Баталов, стоит, курит.
Но вот он выбивает хлопком окурок, кладет мундштук в карман и подходит к Денисову. Тот настороженно следит за ним.
— Ты, похоже, обижаешься на меня за вчерашний разговор? — спрашивает Баталов. — Вижу, не подойдешь, не поговоришь… Может, в самом деле ждешь, что уйду из бригады?
Денисов хмурится, говорит сурово:
— Да, Баталов, лучше тебе уйти. Видишь, какая обстановка сложилась… какие разговоры.
Он хочет сказать, что начались сплетни, кое-кто пытается воспользоваться этим во вред делу. Но у него не поворачивается язык повторить все, что было вчера сказано Оренбуркиным.
— Напрасно обижаешься, — отвечает Баталов. — Это право каждого: вносить предложения, ставить вопросы. Ты можешь их не принять, но обижаться — это не по-партийному… А уйти с пикета я не могу, не хозяин себе: партком послал, партком и отзовет, когда будет надо… А насчет некоторых разговоров — не стоит на них обращать внимания. Надо выше их быть, Андрей.
Тут он придвигается вплотную к Денисову, осторожно снимает с его ватника приставшую хвоинку, поправляет выбившийся воротник рубахи. Денисов на миг теряется от такого неожиданного дружеского жеста.
— Давай будем работать, — говорит Баталов. — Работать по совести, в контакте. Друзья мы с тобой или нет?.. Что касается вопроса о заработках по такой воде, так это общий интерес, всей бригады. Я, как коммунист, не мог так оставить, не имел права, раз вопрос поднят.
— А кто его поднял? — насмешливо спрашивает Денисов. — Не ты ли?
— Ну хорошо, хорошо, — понимающе, предупредительно отвечает Баталов. — Если ты боишься поставить вопрос перед Пономаревым, не настаиваю, — я сам напишу в партком. Пусть разберутся.
— Тут и разбираться нечего, — не сдается Денисов. — Все и так ясно.
— А если решат положительно? Не из твоего кармана платить будут, чего ты противишься? Пусть люди зарабатывают.
— Ладно, пиши, переводи бумагу… Но я тебя предупреждаю, если ты снова пойдешь на поводу у Оренбуркина, я не посмотрю на то, что прислан парткомом, выгоню к чертовой матери!
— Согласен, — отвечает Баталов, — не возражаю.
— Эй, где вы там? — кричит стряпуха. — Идитя! Все готово!
— Идем! — отзывается Баталов и тянет за рукав Денисова.
Но Денисов отстраняется от него, и Баталов отходит.
Денисов еще стоит, пытается обдумать то, что произошло. Пока ему ясно одно: Баталов остается на пикете.
5
Три дня сплавщики работают без происшествий. Утром встают, завтракают, расходятся по своим местам. Минька с Гришей идут вверх, на двадцать второй километр, Семен Баталов, Павел Оренбуркин и Лева Гусев — вниз, к двадцать пятому и двадцать шестому километрам; Маркел Данилович Паньшин и Серега Попов остаются на среднем участке, недалеко от котлопункта.
Все эти три дня Андрея Денисова не покидает тревожное настроение, хотя все идет как надо: бревна проходят пикет без заминок, пикетчики не зевают, не засиживаются, заторов нет…
Паньшин все ждал, что не сегодня-завтра Баталов уйдет из бригады. Но время шло, а Баталов не уходил, продолжал работать.
Однажды, улучив момент, Маркел Данилович спросил Денисова:
— Баталов-то вроде остается? Договорились, или как?
Денисов кисло улыбнулся:
— Написал, говорит, в партком. Ждет решения.
— Какого решения? — удивляется Паньшин.
— Ну, на другую работу, что ли, — покривил душой Денисов, не захотел признаться, что согласился с доводами Баталова, оставил его на пикете.
— Это правда, что написал?
— Сам говорил… Может, врет, не знаю.
Маркел Данилович задумался, но переспрашивать не стал.
К концу третьего дня, перед тем как стихнуть валу, Денисов решает пройти с бригадой по всему пикету, очистить реку от осевших толстых бревен — их на мелях и у берегов реки скопилось много.
Когда сплавщики добираются до конца пикета, они так выматываются, что валятся на землю и лежат, не в состоянии свернуть цигарки, чтобы затянуться разок-другой. Павел Оренбуркин — злой, недовольный — лежит, поджав губы. Молчит и Семен Баталов. Молчат молодые сплавщики. Лишь Лева Гусев время от времени сопит, отплевывается.