Солнце садится, исчезают тени, в лесу становится сумрачно, холодновато. Сплавщики, отдышавшись, закуривают, негромко переговариваются, поглядывают на часы, вспоминают Степаниду с ее гуляшами, разносолами.
Неожиданно на тропе появляется верховой. Он гонит на рысях, пристально вглядывается в реку, словно ищет кого-то. Увидев сплавщиков, подворачивает к ним, спрыгивает с потного коня.
— Здорово ночевали!
Сплавщики узнают начальника соседнего пикета Белкина, нестройно здороваются. Белкин, невысокий, широкоплечий мужичок, валится на колени, подсаживается к ним.
— Помогите, товарищи, — торопливо говорит он. — Затор встал, никак не справимся.
Оказывается, рядом — полкилометра выше, образовался затор. Вот уже три часа пикетчики бьются, а конца работы не видать.
— То-то я гляжу — не плывет древесина по реке, — замечает Паньшин и скребет в бороде. — Хой-хой, думаю, вода на убыль пошла. Вот где беда-то! А тут затор… Это еще ничего! Это еще поправимо!
— Как ничего, дядя Маркел? Не разберем за ночь — вся река встанет… Помогите, товарищи! Тут рядом, — просит Белкин. — Я и наверх к соседям послал. Навалимся все, быстро разберем.
Сплавщики смотрят на давно не бритое, встревоженное лицо Белкина, собираются с мыслями.
— А сколько дашь? — вдруг резко, недружелюбно спрашивает его Павел Оренбуркин.
— Да, сколько дашь! — кричит Лева Гусев и рисуется, поглядывает свысока на всех.
Белкин встает, глядит недоуменно на Оренбуркина, перебирает в пальцах повод узды.
— Не понимаю вас, Павел Кузьмич, — говорит он, растерявшись. — Разве древесина моя собственная? Она же государственная.
— А вот эта спина, — Оренбуркин тычет пальцем через плечо, — государственная или моя собственная? Если моя — плати деньги. Видишь — к спине брюхо приросло, его кормить надо.
Белкин окончательно теряется:
— Так я же в порядке помощи, не как-нибудь… У вас случится — мы поможем. Река общая. Как говорят: один за всех, все за одного.
Андрей Денисов встает, отряхивает брюки от приставшей хвои.
— Не расстраивайся, Иван, — говорит он Белкину, — не оставим в беде. Еще не было у нас такого… Как, мужики?
— Помочь надо!
Минька, Гриша, Серега Попов вскакивают, берутся за багры. Поднимается и Паньшин.
— Идитя, ломитя, ударники! — хрипло смеется Оренбуркин. — А я бесплатно не согласный. Не таковский я!
Он встает, подхватывает багор и уходит в сторону котлопункта. Лева Гусев смотрит ему в спину, переводит взгляд на молчащего Семена Баталова.
— Мы не согласные! Не таковские! — отчаянно кричит Лева, не трогаясь с места, не сводя взгляда с Баталова.
— А ты, Баталов? — настороженно спрашивает Денисов.
Семен Баталов встает, болезненно морщится, поправляет на голове фуражку.
— К сожалению, не могу, — отвечает он. — Ногу натер…
Он обходит лошадь Белкина и, не глядя на сплавщиков, идет к тропе, заметно прихрамывая. Вслед за ним уходит и Лева.
Денисов смотрит недолго, как вышагивает Баталов, как за его спиной тенью торчит Лева Гусев, и без сожаления отворачивается.
— Может, лошадь ему дать? — беспокоится Белкин, глядя вслед Баталову. — Как-никак уполномоченный.
— Кто уполномоченный? — спрашивает Серега.
— Как кто? Баталов же!.. На днях у нас был, рекомендовался уполномоченным парткома.
Парни гогочут, навалившись на багры.
— Ну и что он, этот уполномоченный? Поднимал вас на борьбу? Ставил вопросы? — спрашивает Серега Попов.
— Что-то говорил, — отвечает Белкин. — Мы его так толком и не поняли, легли спать.
Парни опять гогочут. Паньшин смотрит на посуровевшего Андрея Денисова, говорит как бы про себя:
— Плакать бы не пришлось нам с этим уполномоченным!
Сумрак виснет на голых ветвях берез, скрадывает тропинку, по которой возвращаются на котлопункт Павел Оренбуркин и догнавшие его Семен Баталов с Левой Гусевым. Вокруг удивительно хорошо: тепло, тихо, небо синее, река синяя, берега в опавшей хвое, как в рыжем бархате, стоят потные неподвижные деревья, истомившиеся по весне, а трое сплавщиков идут хмурые, недовольные, не видят вечерней красоты.
На котлопункте их встречают шумная, принаряженная Степанида и повизгивающая собачка.
— А у нас гости, — радостно, полушепотом, сообщает стряпуха.