На поляне еще достаточно светло, чтобы разглядеть сидящего за столом пожилого человека. У него бритые дряблые щеки, толстый нос, узкие припухшие глаза, нижняя губа оттопырена и висит, как у старой лошади. Перед гостем стоит тарелка с закуской.
Семен Баталов где-то уже видел этого высокого, сутулого человека.
— Так это же Питель! Инженер сплавконторы! — изумляется Павел Оренбуркин, приглядываясь к гостю. — Здравствуйте, Сидор Потапович! Какими судьбами?
Оказывается, Оренбуркин знает гостя. Он бежит к столу, заискивающе улыбается, кланяется:
— Вашу ручку, Сидор Потапович!
Питель отрывает глаза от тарелки, подает Оренбуркину широкую, как лопата, ладонь, которую тот жмет обеими руками. Потом Питель молча приглашает за стол, указывая место напротив себя.
— Это мы сейчас! Один момент! — расцветает Павел Оренбуркин, быстро раздевается, бежит к умывальнику, где уже топчутся Лева Гусев и Баталов.
Умывшись, он спешит к палатке стряпухи, просит пол-литра водки. Но тут его постигает неудача.
— Не могу, — говорит Степанида — не имею правов без начальника пикета.
Оренбуркин обескуражен. Он унижается, клянчит, бьет себя в грудь, говорит негромко, чтоб не услышал Питель:
— Стенюха! Ты ведь как дочь мне… Суседи. Я тебя всегда уважал… Дай полбаночки, неудобно перед Сидором Потаповичем с пустыми руками.
Но стряпуха непреклонна. Они спорят, пререкаются, когда к ним подходит Семен Баталов — умытый, причесанный.
— В чем дело, Оренбуркин?
— Не даёть, — жмется Оренбуркин. — Характер показываить.
— Отойди!
Семен Баталов отстраняет Оренбуркина, подходит к стряпухе, берет ее под руку, отводит в сторону, что-то шепчет на ухо. Степанида кивает головой, уходит в палатку, выносит пол-литра.
— Орел! — кричит Оренбуркин и крутит восторженно головой. — Химик!
— Химик! — подхватывает баском подошедший Лева Гусев.
Они идут к столу, неторопливо усаживаются. Стряпуха приносит граненые стаканы, соленых огурцов, нарезанного ломтями хлеба. Баталов не спеша, умело разливает по стаканам водку.
— С приездом вас! — глядя на Пителя, почтительно произносит Павел Оренбуркин и берется за стакан.
— С приездом! — повторяет за ним Лева.
Питель скучно, неохотно оглядывает сплавщиков, неторопливо шлепает губой:
— Будем знакомы!
Стряпуха разжигает костер, на стол ложится красноватый отсвет.
От сытного ужина, от яркого костра Павлу Оренбуркину становится легко, приятно. Он улыбается, жмурится, как сытый кот.
— Изволили нас посетить? — умиляясь, спрашивает он Пителя. — Проверить дела наши?
Питель неохотно отрывается от тарелки с огурцом, залитым подсолнечным маслом, отвечает, не переставая жевать:
— Да… Надо… Полагается.
— Давно пора, — оживляется Оренбуркин. — Давно-о пора! Дела наши хреновски!
— Дерьмовые дела! — поддерживает Лева Гусев и смотрит выжидательно на Семена Баталова.
На румяного, вальяжного Семена Баталова смотрит и инженер сплавконторы Питель. Он щурит глаза, задумывается, словно вспоминает, наконец спрашивает:
— Где-то я вас видел… Знакомое лицо.
Баталов приосанивается, хочет ответить Пителю, но его опережает Оренбуркин.
— Семен Петров Баталов! Начальник пожарной охраны. Орел!
— Был, — мучительно морщась, сознается Семен Баталов. — Был орел.
Питель жует губами, нюхает корочку.
— Погорели, значит?
Павел Оренбуркин сипло хохочет, запрокидывает голову:
— Ловко сказали, Сидор Потапович! Начальник пожаров… погорел! Ха-ха!.. Действительно погорел. Вот от этой!
Оренбуркин ударяет стаканом о бутылку, опять хохочет, — он уже пьян, говорит, что лезет на язык.
— Точно! Пострадал! — выкрикивает Оренбуркин. — Оно как… Ха-ха! Оно как получилось, Сидор Потапович? Выпил Сенька… то есть Семен Петрович. Значит, выпили Семен Петрович утром натощак швырок и пошли на работу. Идеть по Никольску, а швырок-то у него в брюхе туда-сюда мечется, тоскует, скучно ему одному, другого требоваить… Ну, взял он другой, выпил, а они там, швырки-те, разодрались! Хе-хе! Ты подумай, тесно стало! Пришлось Семену Петровичу третий покупать, к ним посылать, мирить тех двух. А они втроем-то, слышь, сговорилися и повел и товарища Баталова через весь Никольск, по всем главным улицам. Вели, вели, довели до пожарной части и положили у самых ворот на все четыре лопатки. Вот как! Хо-хо!.. Тут и взяли нашего Семена Петровича дежурные с красными повязками.
Павел Оренбуркин хохочет, повизгивая, утирая слезы, и замолкает, увидев злое, пунцовое лицо Семена Баталова.