— Басни! — выкрикивает Баталов. — Наговоры!
— Правильно, басни, наговоры, — соглашается Оренбуркин, виновато моргает глазами. — А я что? Я что говорю?
— А за что же, если не секрет, вас… отстранили? — спрашивает Питель.
— Стиль работы, видите ли, не понравился, — отвечает Баталов. — Им надо, чтобы я целовался с каждым, а я не могу… Не умею!
Питель не спеша переводил взгляд с надувшегося Баталова на потускневшего Оренбуркина, потом на осоловевшего Леву Гусева. Лева сидит в одной майке, прижав к груди собачку. У него на руке, повыше локтя, нарисовано сердце, пронзенное стрелой. Поверх сердца синяя надпись: «не тронь его», а ниже — «оно разбито». Питель смотрит на рисунок, жует губами, поднимает глаза на Баталова:
— Будем знакомы!
Вновь устанавливается мир. Лева Гусев пытается что-то запеть, но его никто не поддерживает, и он умолкает, кладет отяжелевшую голову на стол.
Захмелевший Баталов пересаживается к Пителю.
— Вижу, вы человек умный, понимающий. Могу я с вами по душам поговорить? Как интеллигентный человек с интеллигентным человеком?
Питель подбирает отвисшую губу, изображает на лице глубокомыслие, заинтересованность.
— Слушаю вас, товарищ.
Баталов показывает на Леву, на его разрисованную руку, лежащую на столе, говорит приглушенно:
— Замечаете, в каких условиях я нахожусь? При моем опыте руководящей работы разве мне тут место? Среди этих?.. Я какими делами раньше ворочал? А теперь вот гну спину наравне…
Но тут он смолкает, спохватывается — не сказал ли чего такого, что не надо знать Пителю. Но Питель молчит, лишь изредка кивает головой.
— Конечно, работаю, стараюсь, — поправляется Баталов, — навожу порядок… Вкладываю свою силу, весь свой опыт.
Питель по-прежнему молчит, внимательно слушает.
— А дела на пикете, — Баталов машет безнадежно рукой. — Скажу вам откровенно, если бы не я…
— Если бы не Семен Петрович, хана бы нам! Крышка! — вставляет прислушавшийся Оренбуркин. — Замучил нас Андрюшка своими порядками. Выслуживается!.. А Семен Петрович…
Баталов не перебивает, ждет, что скажет Оренбуркин. Может, напомнит Пителю, что Семен Баталов борется за интересы рабочих, защищает их от посягательств начальника пикета. Но Оренбуркин неожиданно умолкает, прикусывает язык, — видимо, боится опять сболтнуть лишнее.
— Вы подскажите, где полагается, — просит Баталов Пителя. — Обрисуйте обстановку. Мое отношение к делу… И так далее.
— Это можно, — обещает Питель. — Это можно.
Баталов улыбается. Он очень доволен своим разговором с инженером сплавконторы Пителем.
Павел Оренбуркин видит успокоившегося, повеселевшего Семена Баталова, смелеет, гремит пустыми бутылками, кричит стряпухе, сиротливо сидящей у палатки:
— Стенюха! Потчуй гостя! Сидор Потапович скучают.
Степанида будто ждет этих слов, появляется с бутылкой.
— Мощная баба! — подымая голову, изрекает Лева Гусев.
Питель ухмыляется, глядит вожделенно на водку, на пышущую румянцем стряпуху.
— Только с вами, — говорит он почтительно, прижимая руки к сердцу. — А так… Тороплюсь, пора ехать.
— Все дела, дела! — говорит певуче стряпуха, рисуется перед инженером. — Вот так всю жизнь. И посидеть с людьми некогда! Как говорится, всю жизнь торопимся, всю жизнь опаздываем… Здравствуйте, Сидор Потапович! С приездом вас!
Степанида кланяется, берет с тарелки огурец, похрустывает им и садится за стол…
— Мощная баба! — восхищенно гудит Лева Гусев и придвигается к стряпухе.
Когда мокрые, уставшие сплавщики возвращаются от соседей на котлопункт, их встречают крики, пьяные голоса, они видят ярко пылающий костер и пляшущую перед ним стряпуху.
— Вот божья старушка! — говорит восхищенно Гриша.
Увидев начальника пикета, Степанида перестает плясать, валится на скамью, утирает фартуком лицо.
— Кто тебе разрешил водку выдавать? — спрашивает ее строго Денисов.
— Так ведь тут Сидор Потапович, — крикливо оправдывается стряпуха. — Вот они!
Денисов не глядит туда, куда показывает стряпуха, где сидят тесным кружком инженер Питель, раскрасневшийся Семен Баталов, присмиревший, втянувший голову в плечи Павел Оренбуркин и совсем пьяный Лева Гусев.
— Сидор Потапович мне не указ, — повышает голос Денисов. — Ты обязана соблюдать порядок или нет?
Павел Оренбуркин не может снести оскорбления, нанесенного их другу Сидору Потаповичу Пителю.
— Андрюшка! — взвизгивает он. — Как ты смеешь? Про Сидора Потаповича?