— В чем дело, Павел Кузьмич?
Оренбуркин виновато улыбается, прячет глаза, идет боком возле злого Сереги Попова.
— Понимаешь, обмишулились… Стороной прошли, — говорит он торопливо и начинает хрипеть, как старинные часы перед боем, — готовится рассмеяться, но неожиданно обрывает себя. — Извиняйте, коли что.
Серега Попов отворачивается от Оренбуркина, взмахивает багром, с выдыхом вонзает его в бревно.
— Гнать надо за такие дела! — кричит он. — Это немыслимое дело — спать на пикете!
Лева Гусев подходит к Сереге. У него кудлатые, давно не стриженные волосы на непокрытой голове.
— Чего разоряешься? — спрашивает он осипшим баском Серегу и опускает бережно собачку на песок. — Нельзя ли без этого?.. Без грубых слов, товарищи начальники?
Серега быстро оборачивается. Они оказываются лицом к лицу, оглядывают друг друга.
— Человек ты или кто? — срывающимся от гнева голосом спрашивает Серега. — Понимаешь хоть, где находишься? Свою ответственность?
— Плевал я на твою агитацию, — отвечает беззлобно Лева. — Нужна она мне, как петуху загс.
— Так затор же! — загорается Серега. — Среди бела дня. Работнички!..
— Плевал я на это дело! Понял? — упрямо повторяет Лева. — И на тебя! Понял?
— Хватит пререкаться! — останавливает его Баталов. Он входит в воду, начинает помогать Денисову и Оренбуркину выдирать бревна из пыжа. — Мы виноваты!.. Мы прошляпили!
Лева Гусев послушно умолкает, берется за багор. Он уважает Баталова за строгость, за прямоту, с которой тот разговаривает с людьми. Он и сейчас с восхищением глядит на него. Баталов стройный, подтянутый, лицо у него белое, чуть пухлое, с маленькими рыжеватыми усиками. Одет он щеголевато, не для работы на сплаве: галифе, яловые сапоги, кожаная куртка, пропитанная рыбьим жиром, на голове фуражка с бордовым кантом и пятном от значка. Лева Гусев очень уважает Баталова и потому не смеет ослушаться. Потоптавшись, он прыгает на бревна и включается в работу.
Сплавщики работают молча, изредка перекидываясь двумя-тремя словами. Сейчас некогда разговаривать да глазеть по сторонам — сверху все подплывают и подплывают бревна, усложняя положение. Надо успеть разобрать затор, пока бревна по реке идут негусто — день только начался.
Баталов видит хмурое, недовольное лицо Денисова, старается быть поближе к начальнику пикета.
— Не сердись, Андрей, — говорит он ему, беря на багор другой конец бревна. — Понимаю, некрасиво получилось… Сели покурить и уснули… Извини, пожалуйста.
— Ладно, — отвечает глухо Денисов. — Учти на будущее. Это тебе не в конторе сидеть.
Денисову некогда разбираться в переживаниях Баталова, он торопится разделаться с затором. Их пикет — один из длинных и трудных в верховьях Каны: пять километров извилистых берегов, километры постоянной неизвестности, где в любую минуту может быть беда, если недоглядеть. Вот они возятся тут, а где-то, возможно, назревает авария.
Он бросает багор, берется за рычаг. Тут все дело в том, чтобы убрать бревна, которыми пыж цепляется за берег, и тогда, под напором воды, он пойдет сам.
Хотя начальнику пикета не до Баталова, он изредка поглядывает на него. Тот сбросил кожанку, пиджак, остался в одной косоворотке, работает так, что пот течет со лба, заливает ему глаза. Баталов смахивает пот рукавом и опять тянется багром к бревну, кричит сердито Оренбуркину:
— Подхвати! Не видишь?
И Денисов удовлетворенно улыбается: нет, не зря он взял Баталова в бригаду, крепко может работать, не позабылась еще сплавщицкая сноровка, пока в начальниках ходил.
На тропке вдоль берега появляется еще сплавщик: опираясь на коротенький багорец, идет высокий старик с небольшой круглой бородкой. Денисов первым замечает старика, еще сильнее налегает на рычаг.
— Паньшин идет, — таинственной скороговоркой сообщает Оренбуркин. — Комиссар Каны и ее окрестностей.
Он заговорщицки оглядывает сплавщиков, но те молчат, словно не слышат Павла Оренбуркина.
Тогда он переводит взгляд на степенно вышагивающего старика, заискивающе приподымает шапку:
— Здравствуйте, Маркел Данилович!
Паньшин не отвечает на приветствие Оренбуркина. Он смотрит на пыж, оценивает обстановку, потом плюет в ладони, берет багорец на изготовку, заходит в воду.
— Правильно делаешь, — говорит он Денисову. — Правильно. Катай на берег, освобождай голову.