— Все! Мы с Ольгой пошли к реке, — заявила, вставая, Вера. — Окунемся после сытного завтрака, присмотрели там местечко… А мужчинам — все убрать, почистить рыбу, и только тогда разрешается присоединиться к нам.
— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил Ланд. — Все будет в аккурате.
Женщины ушли. Семавин посмотрел на неторопливо жующего Ланда, поднялся, забрал его садок с рыбой и пошел к озерку выполнять поручение женщин.
2
Кабинет Семавина находился на четвертом этаже цеха. Измученный и злой, он поднимался к себе по узким и крутым лестницам, не замечая их крутизны. Душило желание сорвать на ком-то злость за неполадки на станции хлорирования, облегчить себя, вывести наружу нервное перенапряжение. Но понимал, что злится зря, виноватых на станции нет. Оставалось винить себя за беспомощность перед грудой железа, созданной из реакторов и переплетений труб.
Но он не чувствовал и за собой вины: оборудование не им придумано, оно дано ему в готовом виде, как и сама схема получения гербицидов.
Кабинет дохнул теплом, застойным воздухом, едва он открыл дверь. Обойдя стол, на котором ничего не было, кроме телефона да графина с водой, он подошел к окну, открыл створки. В окно потянуло холодком с чуть ощутимым, привычным запахом фенола.
Казалось, ничто не предвещало сегодня неприятности. И спал он крепко, без снов, после вчерашней рыбалки, и проснулся рано, еще не звонил будильник; лежать не хотелось, подмывало встать — жажда деятельности вдруг нашла на него. Он осторожно поднялся, боясь разбудить жену, — она так сладко спала, положив по-детски ладонь под щеку. Спящая жена и в самом деле напоминала девочку, такую маленькую, беззащитную, с пухленькими полураскрытыми губками, что ему неудержимо захотелось ее приласкать, но он сдержал желание, тихонько вышел из спальни. Он по-прежнему был влюблен в жену, как и десять лет назад, когда они поженились, а появление детей, кажется, еще больше укрепило это чувство.
И после, в трамвае, когда они ехали на завод, не переставал ощущать присутствие жены. Он стоял, оттертый от нее, в конце вагона, разговаривал с инженером отдела оборудования и не терял из вида жену, сидевшую у окна.
И погода радовала Семавина. Начало июня, а дни стоят теплые, солнечные, как в июле. Скоро ему в отпуск, уже обговорено с женой, что, как и в прошлом году, они поедут к отцу в деревню.
Придя на работу, узнал о загазованности станции хлорирования. И сразу слетело сентиментальное настроение.
Вахта работала в противогазах, когда он спустился на станцию. Шипели, как змеи, реакторы, глаза щипало, щекотало в носу от присутствия хлора. Начальник первого отделения Габитов, увидев Семавина, махнул рукой — не то поприветствовал начальника цеха, не то таким образом выразил свое огорчение происшедшим и исчез за одним из реакторов. Аппаратчики лазали по системе, проверяли насосы, газопроводы, искали причину утечки хлора. Семавин, облачившись в куртку, сам включился в поиски, но все было напрасно. И он, полазив по реакторам, измучившись, приказал выключить установку, вызвать слесарей для ремонта. Торчать на станции было бесполезно, и он ушел к себе.
Утром он легко позавтракал, хотелось есть, но в столовую не тянуло, вернее — было не до борщей: предстояло спасать суточный план выпуска гербицидов. Станция хлорирования давно сидела у него в печенках. Дело тут не только в загазованности, загазованность — явление неприятное, но и не частое. Дело в другом… Да и не одна эта станция, в цехе — их пятнадцать, цепочка, по которой идет весь процесс…
В дверь постучали. Семавин отошел от окна, глянул выжидательно, — обычно к нему входили без стука. «Кто это такой вежливый?» — подумал он.
В дверь снова постучали.
— Входите же! Не закрыто! — крикнул он.
Дверь медленно открылась, и в комнату не спеша вошли три парня.
Семавин с изумлением переводил взгляд с одного на другого. Были они в одинаковых голубых куртках, с одинаково длинными, отращенными до плеч волосами. Парни независимо, с любопытством посматривали на начальника цеха.
Он вначале подумал, не братья ли близнецы перед ним, но, присмотревшись, отбросил эту мысль: лицом не похожи. Один — белобрысый, веснушчатый, с волосами цвета ржаной соломы. Второй с пушком на верхней губе; темные курчавые волосы красивой волной спускались на плечи. Третий чуть пониже первых, курносый и с таким плутовским лицом, что, глядя на него, невольно ожидалась какая-то каверза.