Они сошлись, поздоровались. Семавин не мог не заметить, что Ланд чем-то удручен: хмурое, какое-то блеклое лицо, стеклянные глаза, которыми он посматривал вокруг, и похоже, ничего не видел. «Что с ним?» — подумал Кирилл. Вообще-то Ланд — веселый мужик, певун, гитарист, в свое время был заводилой во всех студенческих играх и забавах. Семавин дружил с Виктором — четыре года жили в одной комнате институтского общежития, и дружба эта не прекращалась до сих пор. И даже маленькая размолвка, когда Ланд в студенческие времена поухаживал за Ольгой — Ляля тоже нравилась ему, не повлияла на их отношения. Семавин всегда отдавал должное своему другу в деловых отношениях, считая, что Ланд талантлив, — не зря он дослужился до высокого поста начальника ведущего отдела завода.
— Ты не болен, случаем? — спросил Кирилл.
— Случаем не болен, — ответил Ланд, не приняв его сочувствия, — Болен, но не случаем.
Семавин поморщился от этой ненужной, как ему казалось, игры слов.
— Я тебя серьезно спрашиваю.
— А я тебе серьезно и отвечаю.
— Что это значит?
— Только то, что говорю.
Они стояли на середине прохода от остановки трамвая к тротуару, мешая спешащим людям. Семавин взял за локоть Ланда, отвел в сторону, выбрав чистое от грязи местечко. Дождь перестал, но обещал вот-вот опять пролиться — все небо было заволочено легкими, быстро текущими тучами.
— Виктор, перестань говорить загадками, отвечай начистоту: что случилось? Почему вышел на моей остановке?
— Тебя хотел видеть.
— Выходит, соскучился? — Семавин скривился в усмешке. Он не верил словам Ланда, знал, что тот без нужды не будет его ловить на улице. — Тоска парня одолела?
— Поговорить нам надо, — сказал Ланд, не обращая внимания на ехидный тон Семавина. — И поговорить серьезно.
— В таких случаях, как говорится в романах, полагается идти в ресторан или в кафе, создать интимную обстановку за рюмкой кальвадоса. Но у меня, к сожалению, в кармане только рубль.
Ланд тяжело и долго смотрел на скоморошничающего Кирилла, затем перевел взгляд на сквер, расположенный вблизи остановки.
— Пойдем вон туда.
Они пересекли улицу, вошли в пахнущий сыростью большой, заросший кустами сквер, прошли возле молчавшего фонтана. Дойдя до скамьи, Ланд потрогал сиденье ладонями — оно было сырое.
— Ладно, постоим. Насиделись за день.
Семавин огляделся. Ночь поднималась от земли, но еще можно было различить и серые клумбы, и потемневшие кусты, и траву под ногами. Трава пожухла, истоптанная сотнями ног, и, глядя на ее пожелтевшие стебли, Семавину вспоминалась далекая Сурень — такая своя, домашняя, и луга по ней — росные, с травами по пояс; поутру идешь по ним, как по воде бредешь: и тяжело, и мокро. И это вот сравнение истоптанной в сквере травы с суреньскими лугами тревожно отозвалось в нем, словно прикоснулся он к чему-то болезненному, глубоко сидящему внутри.
— Так о чем ты хотел со мной говорить? — спросил Семавин.
Ланд помолчал, вновь тяжело посмотрел на Семавина. Внешне он был спокоен, лишь брезгливая складка у рта да подрагивающие желваки выдавали его напряженное состояние, и это не могло укрыться от Семавина.
— Что за проектный институт ты открыл у себя в цехе? — спросил Ланд.
«Вот, оказывается, в чем дело!» — подумал Семавин. Выходит, Виктор обиделся, что не пригласили его в ОКБ. И Семавин почувствовал себя виноватым: как он мог так опростоволоситься, не поговорить раньше с Ландом?
— Не институт, а общественное конструкторское бюро. Хотим технологическую схему пересмотреть, поднять производительность цеха… Извини, я тебя не предупредил заранее. Может, желаешь подключиться? Давай, еще не поздно, работы хватит… Не возражаю, если возглавишь бюро. Думаю, Ганеев не будет в претензии.
— Нет! — резко ответил Ланд. — И сам не хочу, и тебе не советую: брось заниматься несвойственным тебе делом.
— То есть как несвойственным? — удивился Семавин и даже немножко растерялся, — он не ожидал такого разговора. — Это мое дело…
— Твое дело, — перебил его Ланд, — эксплуатация установок цеха, борьба за план. А ты ослабил эту борьбу, увлекся не тем, чем следует увлекаться тебе по должности… Сорвали план июня? Сорвали. А почему?
Действительно, июньский план они недовыполнили на полпроцента, но совсем по другой причине: из-за перебоев с арматурой, материалами для текущего ремонта, чего не мог не знать начальник производственного отдела, — туго на заводе с заменой изношенного или вышедшего из строя оборудования: нет запасов.