А бывает и иначе. Позавчера Семавина и Ганеева вызывал к себе с проектом — вернее, с тем, что они успели сделать — главный инженер. И Семавин и Ганеев волновались, неся на суд Бекетова свое детище. Но главный инженер встретил их весело и непринужденно:
— Давайте, показывайте, что вы там натворили?
Почти весь день продержал их у себя Бекетов, вникал в каждую деталь, вносил поправки, указывал, что еще следует предусмотреть. Ушли они в конце рабочего дня, пусть с новыми заботами, но с верой в себя: Бекетов одобрил их работу…
Семавины, дойдя до центральной лаборатории, расстались. Помахав жене, Семавин пошел в свой цех. Вчера был выходной, и он не был в цехе, сидел дома над чертежами. Он знал, что ничего такого, с чем бы не смогли справиться его помощники, не должно быть, но беспокойство за цех не оставляло его. Он не забыл предупреждения Ланда, и хотя не принимал всерьез его угроз, все же где-то внутри червоточил страх за свой цех: вдруг на его беду, на радость Ланда и случится что-нибудь непредвиденное, вроде загазованности станции хлорирования, когда пришлось на два часа останавливать цех. Конечно, такое происшествие мимо Ланда не пройдет, и он постарается из него извлечь выгоду, доложить директору, что мол, так и так, увлеклись в цехе прожектами, недоглядели.
В цехе пахло смоченными полами, было, как всегда, душно от испарений, от газов, пропитавших воздух. Семавин обошел станции, поговорил с аппаратчиками, с Зариповым — сегодня его вахта; все шло нормально, напрасно тревожился.
Не успел он появиться в кабинете, как зазвонил телефон. Семавин снял трубку, услышал голос главного инженера:
— Звоню я вам вот по какому поводу. Сегодня докладывал о вашей разработке директору, и, кажется, он заинтересовался. Короче: я убедил его послушать вас, так что вам придется держать экзамен перед Зией Гильмановичем… Я надеюсь на вас, надеюсь, что все будет хорошо. Приходите ко мне к трем часам, зайдем к директору вместе.
Положив трубку, Семавин машинально, словно устал стоять, опустился на стул. «Вот оно… наконец-то!» — подумал он. Следовало радоваться, что директор пошел навстречу — и он радовался этому, но радость сидела глубоко, затаилась там, боялась показаться наружу, больше тревожился, предвидя новое испытание, экзамен — как назвал его Бекетов. Сейчас ему трудно было разобраться в своих чувствах: пришел такой момент, когда, наконец, решится все, чем он жил полтора месяца…
В кабинете директора, неожиданно для себя, Семавин увидел представителя главка Полозова и Ланда. Он слышал о «начальнике» из Москвы — тот неделю, как находился на заводе, но видеть — не видел, и сейчас с тайным любопытством посмотрел на него, и в этом взгляде таилась надежда: кому-кому, а москвичу, представителю такой высокой инстанции, будет интересна и понятна идея реконструкции цеха. Но присутствие Ланда поколебало эту надежду, обеспокоило Семавина: он помнил встречу в сквере и знал, что Ланд постарается повлиять на директора.
— Вот он, наш возмутитель спокойствия! — воскликнул директор, увидев Семавина, входившего в кабинет вместе с главным инженером. — Знакомьтесь.
Сидевший в кресле возле стола директора Полозов повернулся и как-то надменно, как показалось Семавину, осмотрел его с ног до головы. Это был моложавый, импозантный человек. Матовое лицо, обрамленное ухоженной черной бородкой и баками, дорогой темный костюм, сорочка в полоску, яркий галстук, золотое кольцо с крупной печаткой — ничего, что могло бы произвести впечатление, упущено не было. К тому же на отвороте пиджака был приколот значок — не то знак лауреата, не то просто жетончик, но значок внушительно золотился, заставляя всматриваться в него с почтением, и это почтение переходило на хозяина значка.
Семавин подошел к представителю главка, переложил папку, с которой пришел, из правой руки в левую. Полозов поднялся, подал ему руку с золотым кольцом, и на Семавина пахнуло ароматом нездешних сигарет.
— Садитесь, — пригласил директор, и Семавин, придвинув стул, присел к Бекетову, уже сидевшему в кресле против Полозова.
— Как настроение, Кирилл Николаевич? — спросил директор. Он навалился грудью на свой широкий стол, спрятав за столешницу руки, и не то с уважением, не то с сочувствием — Семавин не смог различить — смотрел на него.
— Да ничего вроде… Нормальное настроение, — ответил он, удивившись вопросу.
Директор распрямился, положил руки на стол, лицо его построжело, стало деловым, официальным.
— Мы тут, дожидаясь вашего прихода, обсуждали с Сергеем Сергеевичем, — он слегка повернул голову в сторону представителя главка, — предложение о реконструкции цеха гербицидов. Хотелось бы послушать самого зачинщика, начальника цеха. Давай, Кирилл Николаевич… Сиди, сиди.