Возле щитов стоял, вытягивая шею, Мишка Колесов, вглядывался в циферблаты приборов, в ленты самописцев, водил носом по графикам.
— Как реакция? — спросил его Ганеев. — Какова теплоотдача?
— Понимаете, все время поднимается, — торопясь, сообщил Мишка. — Уже сто… нет, сто двадцать градусов… Сто сорок!
Насибуллин быстро глянул на Ганеева, слышал ли тот, что сказал аппаратчик?
Ганеев слышал. Поправив очки, утвердив их покрепче на носу, он произнес спокойно, обыденно:
— Порядок… Как и предполагалось… Включите еще две системы.
Зарипов бросился выполнять приказание. Все придвинулись, обступили пульт управления, следили, как качались стрелки приборов. Стояла тишина, ни разговоров, ни смешков.
— Ну как там? — спросил Ганеев вошедшего Муртазу.
— Нормально, — ответил Муртаза. — Очень нормально.
Вдруг толпа, обступившая пульт, пришла в движение: «Пошел! Пошел!» Приборы показывали: из теплообменников по трубам шел готовый продукт, дихлорфенол, — на станцию приготовления растворов. Продукт шел непрерывно, как идет вода из открытого крана.
И тут в помещении появился Семавин. Он сразу стал центром внимания рабочих, заполнивших помещение, они, толпясь, подходили к нему, и он не успевал пожимать им руки. Лучше всяких слов эти пожатия сказали ему, что все, к чему они стремились, наконец-то свершилось! Он поднял голову, посмотрел вокруг. Ему показалось — нет, он хорошо разглядел, — около дверей стояла Ольга. Чувство признательности к жене заполнило сердце: вот кого хотел он видеть в эту торжественную минуту рядом с собой!
— Ай да мы! Ай да мы! — Семавину послышался голос Груздева — веселый, даже ликующий. Он увидел и самого Груздева, тот пробирался к начальнику цеха, расталкивая рабочих. — За это нам что-то должно причитаться, — пел он. — Что-то должно перепасть.
— На памятник ты рано напрашиваешься, Гордей Иванович, не поставят его тебе! — крикнул Мишка.
— Чего-чего? — недопонял Груздев. — На памятник? Ха! Сказал тоже. Нам бы чего полегче, чтобы в руке удержать.
— Ежа тебе колючего, — ответил Мишка под смех рабочих.
Мишка стоял возле пульта — серьезный, без обычной улыбки на лице. Рядом друзья его, Федя и Раис, озабоченно глядевшие на приборы.
Но вот рабочие стали расходиться. Первыми ушли Насибуллин и Зарипов — им предстояло проверить работу всех станций цеха. Ушли слесари, ушли и аппаратчики станции хлорирования — Абдулхак и Груздев, и с ними их помощники — Раис с Федей: сегодня им на смену. В помещении остались трое: Мишка, Ганеев и Семавин.
Семавину следовало удалиться — он теперь не начальник цеха, делать ему тут больше нечего. Но он следил, как Ганеев, переходя от прибора к прибору, всматривался в показания, записывал в блокнот, подсчитывал, посматривал на часы.
— Ну, как Флюр Ганеевич? — спросил Семавин. — Да не тяни ты, не мучь меня!
Ганеев оторвался от приборов, посмотрел на Семавина, улыбнулся его нетерпению.
— Сию минуту, — успокоил он Семавина, разглядывая записи в блокноте. — Так вот, пятьсот литров дихлорфенола дает в час система, Кирилл Николаевич. Слышите? Пятьсот!
— Значит, что же получается? — спросил Семавин.
— А то и получается, в два раза больше, чем старые реакторы… Так что поздравляю, Кирилл Николаевич!
И Ганеев, широко улыбаясь, пряча блокнот в карман, шагнул к Семавину.
— И тебя, Флюр Ганеевич! И тебя! — серьезно, без тени улыбки, сказал Семавин, пожимая руку Ганееву.
Мишка Колесов околдованно стоял, растянув в улыбке рот до ушей, смотрел, как начальник цеха и технолог трясут друг другу руки, как светятся их лица радостью. Нестерпимо захотелось заявить о себе, сказать, что и он участник взволновавшего их события, и пожать руки начальнику цеха и технологу! Он тоже шагнул к Семавину, но вовремя одумался, отвернулся к приборам.
Неожиданно в помещение вошел главный инженер завода Август Петрович Бекетов.
«Не выдержал, приехал», — обрадовался Семавин. Он заметил, что Бекетов, как и все работники цеха, в суконной робе аппаратчика, видимо, намерен побыть у них в цехе, но не это занимало сейчас Семавина: как главный инженер воспримет их успех.
Бекетов, войдя, оглядел помещение, остановив взгляд на щитах, увешанных приборами, лишь после этого произнес: «Здравствуйте» и, подойдя к инженерам, пожал руки; потом подошел к вспыхнувшему, покрасневшему Мишке и ему пожал руку.