Я продолжал идти по следам группы лыжников в черном, на мгновение у меня даже мелькнула мысль, что это контрабандисты. Но тут они резко изменили направление. Вскоре пришлось подключить мини-компрессор - легким уже не хватало разреженного воздуха, и каждый удар пульса отдавался в ушах. Без специального снаряжения я не мог подняться выше десяти тысяч метров. Окажись мои кандидаты охочими до приключений заоблачными альпинистами, которых снедает жажда рекордов и тщеславный зуд преодолеть пользующуюся дурной славой двенадцатикилометровую отметку, - и я бессилен.
К счастью, облака располагались сегодня низковато для рекордов. Осторожно вскарабкался я на головокружительную облачную стену, которую они оставили далеко позади, и понял, что возраст у меня давно уже не тот и догнать их я не смогу.
Передо мной расстилалось разреженное пространство барашковых облаков - второй, прерывистый и далеко не столь надежный облачный слой над первым, куда более основательным. Альпинисты в черном, даже в полевом бинокле превратившиеся уже в маленькие вертикальные черточки, отлично владели своим рискованным и отважным искусством - они скользили по опасным облачным кручам, смело миновали шаткие туманные мостки, которые тут же обращались в ничто. Ветер рассеивал облака прямо под лыжами, так что порой им приходилось, пригнувшись, перескакивать на соседние, более плотные. Они разделились, пошли разными маршрутами, чтобы не перегружать облака многократными потоками ионов.
Я стоял вдали, на безопасной облачной гряде, и, не в силах вмешаться, мог только смотреть: вот крошечное облако не выдержало, идущий впереди провалился, потерял опору и полетел вниз. Другие тоже разорвали нежную туманную дымку - они отключили лыжи. Свободное падение вшестером. Крошечный рой падающих ничтожных человеческих жизней. Я смотрел вслед: образовав подобие круга, они со скоростью сто километров в час врезались в нижний облачный слой. Поздно, лыжи не успеют зацепиться за облачную поверхность. В этот миг раскрылись парашюты, черные, как их одежда. Счастливого пути - теперь они наверняка благополучно достигнут земли.
Надо возвращаться. Чтоб не упустить время, я переключил лыжи на свободный полет. Это был стремительный спуск, я мчался сквозь рассеянные облака, почти не выбирая направления. Холод проникал даже сквозь защитную маску. Я налетел на облачную гору, внезапный удар швырнул меня вверх и чуть не сбил с ног. Потом пошли разверзаться пропасти в десятки метров глубиной. Я с трудом перепрыгивал их, от напряжения заломило в коленях. Наконец скорость упала, я взглянул на компас: туристский балаган должен находиться неподалеку. В самом деле, комок розовой ваты мазнул меня по лицу. Остаток надписи или садовой декорации. А вечером они расцветят облака яркими пестрыми прожекторами.
Я поискал удобный наблюдательный пункт и осторожно присел на лыжи. Вытащил плитку шоколада и без особого удовольствия съел.
Тянувшиеся облака медленно огибали лифт и другие аэростаты, обозначилось даже нечто вроде бурунов за кормой. Прежний сад переместился уже на несколько километров, слабо мерцающие цветовые полосы протянулись до горизонта. На окраинах бывшего сада удовольствий рекламные надписи превратились в неудобочитаемые иероглифы, деревья разрослись и приняли причудливые формы, от них оторвались туманные сгустки, изображавшие листья. Нарисованные в облаках лица кинозвезд уродливо вытянулись, алые губы переместились на подбородок или растянулись кровавой раной до ушей, героев мультфильмов глаза, словно крупные слезы, потекли вниз. Приблизившееся к зениту солнце дорисовало свои контуры, обозначило морщины на рассеивающихся в пространстве лицах. Головы знаменитого эстрадного дуэта срослись воедино - затянувшийся заоблачный поцелуй, породивший трехглазое чудовище. Изношенные, растекшиеся лица, постаревшие от быстрого и безжалостного бега времени.
Я взглянул назад: там безостановочно, как на потоке, работники туристского сервиса малевали все новые фигуры и картины, отнимая у первозданной облачной страны ее величие, придавая ей удобный усредненный формат. Экскурсанты развлекались под "заоблачную" музыку, выделывая длинные кривые слалома.
Другие играли в прятки в быстротекущих облачных пропастях, пытались укрыться за становящимися все более прозрачными холмами. Некоторые смело гоняли наперегонки. Оступившись, они падали в глубокую нежную дымку, а через полчаса выходили из лифта с новым парашютом за спиной.
Парочки отделились от толпы, скрылись за высокими белыми дюнами. Поистине платоническая любовь. Здесь можно было разве что подержаться за руку.
И тут я увидел его, моего кандидата. Избегая окружающих, он удалялся от лифта, тревожно оглядываясь. Я вскочил, глубоко вдохнул воздух и, стараясь оставаться незамеченным, кинулся за ним. Он не спешил, выбирая для начала безопасное и в то же время достаточно опасное удаление от лифта, от оживленного "сада". Оставшись один среди белой пустыни, он потянулся к плечам, отстегнул ремни и усталым небрежным движением вбросил парашют вниз. Мне был хорошо знаком этот жест, он означал: хочу, чтоб ничего больше не связывало меня с душной земной повседневностью, хочу быть свободным и не хочу возвращаться.
Как легко бежал он теперь - словно парашют был непомерно тяжкой ношей, - как упруго пружинил ногами, с каким наслаждением выписывал элегантные кривые. К счастью, он пока не слишком рисковал, безумная, отчаянная смелость конца еще не настигла его. И все-таки медленно, неизбежно он поддавался дурману. Ветер доносил до меня обрывки песни, которую он распевал. Еще можно было догнать его и вернуть.
О, эта мелодия! Воспоминания поднялись в душе. Сколько раз пели мы ее вместе во время наших заоблачных странствий! Радость и боль слились в моем крике.
- Фил! - крикнул я. - Вернись, Фил! Это я! Фил!
Легкие мои горели от напряжения. Но разреженный воздух гасил крик. Я бросился вперед изо всех сил.
- Фил! Фил!
Он заметил меня. Мгновение, и он словно полетел, убегая. Быстро, слишком быстро, чтоб я смог его нагнать. Он бежал к морю - возможно, это входило в его намерения.
Задыхаясь, я пытался поспеть за ним. Видел, как он становился все меньше, теряясь в облачных холмах. Я летел на последнем дыхании, меня поддерживало отчаяние. Он не должен погибнуть у меня на глазах второй раз.
Стена тумана сомкнулась за ним, он исчез в одном из облаков, я потерял его из виду. Пустота. Холодная судорога сковала меня, я с трудом удержал равновесие. Итак, он ушел от меня, разбился о землю. Мне довелось видеть этих разбившихся кандидатов, дошедших до конца. Мороз пробрал меня до костей, в горле застрял комок. Мускулы сотрясала дрожь. Белое безмолвие вокруг казалось глухим и враждебным. Издевательски равнодушно светило солнце, прозрачный невесомый туман вызывал ужас, лицо мое вздрагивало от прикосновения холодных облачных языков. Я мечтал, чтоб это оказался Фил, и мне было страшно, что это он.
Я едва не уступил отчаянному желанию самому броситься в белую пропасть, чтобы навсегда покончить с этим кошмаром. Сначала убедись окончательно, подсказал мне разум, и я покорно взобрался на ближайший высокий барашковый холм. Приложил к глазам бинокль и огляделся. Передо мной расстилались белоснежные облачные скопления, темные вершины чередовались с отлогими склонами, пропасти, скалистые гребни сменялись пологими впадинами и мягкими холмами, а высоко надо мной тянулись легкие, почти невесомые слоистые облака. И как только слегка рассеялся туман, я обнаружил вдалеке черную точку, медленно двигавшуюся навстречу гонимым ветром облакам. Такое чувство, будто это сам я только что был на волосок от смерти.