Слобо побледнел и крикнул:
— Нету змей, Видо! Это тебе кажется. Когда согреешься, сам увидишь, нет их.
Видо кивнул головой.
— Нет, — сказал он, — уползли. А где Момо Магич?
— Он был с тобой, — сказал Слобо. — Где вы расстались?
— Бедная моя сестра, не во что ей обуться. Надо бы…
— Что надо бы?
— Запретить бандитам… издеваться над бедняжкой.
— Запретим, для того мы и здесь! Не беспокойся! Тебе холодно?
— Нет, не холодно.
Видо смежил глаза. Да, ему холодно, но он умышленно сказал, что нет, и твердит про себя; «Нет, нет!» Это его постепенно усыпляет и согревает. Лучше так, они не будут тревожиться и мучиться за него. Тяжко им и без того — надо только выбраться из гимназии, а потом из Плевля, там полно раненых. Пулё расчистил путь и притащил ночь, пусть кто как может по садам спасается!.. Только бы выбраться — потом уж пустяки. Кто выберется, запретит бандитам, чтобы никогда над бедняками не издевались и не устраивали на людей облавы. Потом все будут жить хорошо и тепло одеваться, нигде не будет змей.
— Он умер! — крикнул Слобо.
— Это должно было случиться, — сказал Боснич. — Потерял много крови.
— Что будем делать?
— Ничего, — сказал Видрич. — Возьмите шинели!
— Нельзя его так оставить, — возразила Гара. — Давайте отнесем его и положим на доски…
— Это можно, — сказал Вуле. — Давай, Шако!
Они подняли покойника и не успели сделать несколько шагов, как в лесу, за разваленной мельницей, затрещали винтовочные выстрелы батальона Брадарича. С Белой им ответил одинокий выстрел, с Кука — другой, на Повии ухнул гранатомет, оглашая, что туда прибыл и занял позиции пехотный батальон дивизии «Венеция».
ЧЕЛОВЕК — ПРЕДВЕСТНИК БЛИЗКОЙ ОБЛАВЫ
Васо Качак с двумя товарищами, перейдя Повию, поблагодарил Арифа Блачанаца и еще раз попросил его тем же путем провести Байо Баничича и Видо Паромщика, когда они подойдут, и двинулся по Северному склону Рогоджи. Вступив в высокий густой лес и понадеявшись на счастье, они решили — вопреки совету Блачанаца — пробираться к Рачве. Их словно магнитом притягивала Рачва, а кроме того, Качак был уверен, что группа Видрича пойдет туда же, и рассчитывал сойтись с ней еще по дороге. Дважды, едва избежав встречи с отрядами мусульман-добровольцев, которые спешили укрепить твердыню ислама и Рабана на вытянутой горной косе, они выбрались наконец на горную вершину Кобиль и с опушки поглядели на Свадебное кладбище: под сверкающим солнцем раскинулась полуголая волнистая равнина, покрытая сетью патрулей и толпами мусульман, снующих между крутой Невестой и подножьем Рачвы. Тени одиноких деревьев на снегу показались Качаку трупами, которые некому подобрать.
— Правду сказал турок, нынче на Рачву нет пути.
— Без потерь, конечно, — подтвердил Момо Магич. — Не знаю, чего нам далась эта Рачва.
— Будь у нас чулафы, может, как-нибудь бы и прошли. Давайте намотаем на головы чалмы из рубах, попытаемся?
— Эта попытка может нам дорого обойтись. Может оказаться последней, да и нет нужды.
— А ты чего молчишь, Гавро? Скажи что-нибудь.
— Не нравится мне ни то, ни другое.
Отказавшись от Рачвы, угнетенные и подавленные тем, что им ничего не удается, они пошли вниз по северному склону, к долине. Спуск кажется им бесконечным, он то реален, то вдруг теряет свою реальность и становится каким-то призрачным. Они потеряли связь с товарищами на Софре, потом с Байо, с Видо, попросили милостыни у мусульманского капабанды, и вот, усталые, растерянные, остались втроем — три человека, которые бегут, пробиваются и которым негде укрыться. Под ними блестит, сверкает долина, погруженная в коварную тишину; кое-где видны селения, межи, тропинки, но Лим, шоссе и засады скрыты от них, скрыто все, что готовится их встретить в штыки. Лишь две-три горы стоят как добрые друзья — боясь их тоже потерять, они пошли на ближайшую островерхую вершину. Проходя мимо початого одонья листовняка, Гавро захватил охапку дубовых веток: «Пригодится наверху, когда будем отдыхать, подстелем, чтобы не сидеть на снегу».
Момо поглядел на него и подумал: «Чувствует, что виноват, хочет нас купить, задобрить. Меня не задобришь — не желаю и говорить с ним! Не нужны мне его услуги, ничего не нужно, бог с ним! Есть и у меня руки, сам возьму…»
Поднялись на голую вершину неизвестной и для них безымянной горы между Лимом и Орваном, уселись друг к другу спинами на охапки веток, и каждый стал наблюдать за своим участком. Внизу, у подножья, Момо увидел человека, он шел по опушке леса один, согнувшись, с винтовкой под мышкой. Про себя Момо пожелал, чтобы это был Видо, но по походке он скорее напоминал Байо. И Качаку показалось, что он похож на Байо. Увидев, что их мнения сходятся, они обрадовались. Только Гавро покачал головой — нет, ни Видо и ни Байо, не ходит так Байо и не держит винтовку под мышкой. Чтобы наказать его за неверие, Качак послал Гавро вниз — пусть посмотрит вблизи. И оба сверху стали наблюдать, как Гавро неслышно, точно тень, спускается с горы, как расстояние между двумя людьми сокращается и увеличивает надежду, что, может, и произойдет что-то приятное. Пора уже этой минуте наступить, но Гавро почему-то мешкает и без нужды теряет время…