Машины долго, даже как-то неторопливо приближались черепашьим ходом. Таурбай посмотрел туда, где горизонт озарился отраженным нежизненным светом, какой кладет отпечатком луна через промежуток в тучах. Бледная полоса медленно растягивалась вдоль горизонта, блестящей линией разграничивала степь и ночное небо. «Стороной проедут, – решил Таурбай. – К ложбине движутся, а там, наверное, их путь по городской дороге». Таурбаю стало неинтересно и скучно, не потому что машины оказались не своими, из ближайшего совхоза, а просто настала пора хотя бы немного вздремнуть. Перед сном у Таурбая всегда возникало тоскливое настроение, может, оттого что сон – это несколько часов, вырванных из жизни, а для старого человека каждый час ценится вдвое. Зато ранним утром, еще до пробуждения охотников, Таурбай пойдет осторожно посмотреть возвращение волков на логова, если понадобится, подвывши, сманит стаю в удобное для гона место, наверняка обеспечит приезжих охотничьими трофеями. Таурбай поднялся с земли и, переваливаясь на кривых от частой верховой езды ногах, побрел к охотникам.
Внезапно резкий шлепок, точно от вылетающей пробки шипучего «Цимлянского», донесся до слуха. Егерь остановился, повертел головой: неужели почудилось? Нет, шлепки следовали один за другим. Недобрые мысли всполошили егеря. Он опрометью кинулся к ружью, задел впотьмах чью-то ногу и, сквозь зубы выругавшись, выбранив и черную ночь, и безмятежных охотников, и себя, глупого, неповоротливого, целый час дожидавшегося крадущихся у горизонта машин, побежал к коню.
– Что? Где?.. Волки! – Почувствовав толчок в сапог, спросонья заморгал, озираясь по сторонам, Николай. – Александр Иванович, Александр Иванович! – растормошил он охотника. – Таурбай куда-то поскакал, – махнул он рукой по направлению удаляющегося всадника.
Охотник по доносившимся хлопкам выстрелов понял: произошло что-то непредвиденное. Разбудив товарищей, бросился седлать лошадь. Через несколько минут постук подков выбил множество следов в засохшем грунте.
Выстрелы загремели ближе, беспорядочное грохотанье подгоняло и без того быстрый бег лошадей. Перед глазами вспыхнули вспоротая светом фар грузовиков чернота и стадо сайгаков, словно стая больших крылатых птиц, взметнувшихся с насиженного места. Животные метались в безумной пляске между лучами фар, скользящими по их бокам холодным ослепительным светом.
С кузовов двух грузовиков палили увлеченно, с беспощадным упоением. Как несколько волков без счета и числа безжалостно расправляются с бараньим стадом, так с машин зверски уничтожали сайгаков. Истреблению не виделось конца. Прикованные своими выстрелами и светом к пытавшемуся скрыться табуну, браконьеры не заметили надвигавшейся с тыла плотной шеренги.
Приближаться совсем близко было опасно: выстрелы браконьеров могли обратиться на охотников. Таурбай вскинул ружье. Ствол, покачнувшись, нацелился, на долю секунды приостановился, и раздался выстрел. Со свистом спустил баллон ближайшего к охотникам грузовика, и он на полном ходу врылся колесами в песок.
Александр Иванович, заметив, что в кузове застрявшей машины в замешательстве засуетились, скомандовал:
– Залпом в воздух...
Охотники не очень дружно – кто успел сбросить с плеча ружье, кто нет – выпустили заряды в небо.
Что-то прокричал гортанный зычный голос. Все выстрелы стихли. Вокруг стало невообразимо тихо, как это бывает после адского грохота, когда слух медленно, будто не свой, привыкает к умиротворенной тишине. Где-то невдалеке слабо простучали копытами, удаляясь от места бойни, невидимые сайгаки. В кузове поврежденной машины, видимо, удивлялись неожиданному прекращению стрельбы, и она подъехала к первой.
Таурбай с ружьем наперевес устремился к грузовикам, за ним двинулись охотники. Николай ощутил в суровой молчаливости каждого грозную сплоченность и готовность поддержать егеря. Руки непроизвольно стиснули приклад ружья, унимая дрожь, возникающую обычно в острых, критических ситуациях.
В машинах находились, не считая шоферов, пять человек. Они неловко попрыгали с кузова и молча, придерживая ружья, поджидали Таурбая. Егерь почти наехал на них на полном скаку, заставил расступиться. Стоящие у машин закричали, яростно зажестикулировали, что-то принялись доказывать. Таурбай восклицал отрывисто, резко, показывал на машину, на стоящих позади себя охотников, взмахивал ружьем в сторону убежавших сайгаков. Пожилой казах, стоящий около кузова, что-то шепнул на ухо соседу, протиснулся вперед перед остальными, доставая из кармана пачку денег. Лицо егеря исказилось гримасой, он заговорил еще жестче, быстрее, проглатывая слова, – чувствовалось, еле сдерживает себя, чтобы не ударить человека, сжавшего в руке купюры. Пришпорив коня, егерь подъехал к заднему борту грузовиков и, не обращая внимания на угрожающе кричавших браконьеров, переписал номера машин. Потом направился к охотникам.