У Троицкого рябило в глазах. Он бесцельно бродил среди незнакомых людей, вызывая у них смешанное чувство любопытства и настороженности.
Наконец появился директор. После короткого приветствия он передал слово начальнику Управления культуры. Говоря о пьесе, взятой театром к постановке, тот одобрительно отметил, что пьеса «своей тематикой гармонирует с идеей встречи приближающейся годовщины». Пожилой режиссер Михаил Михайлович ознакомил труппу с новым распределением ролей в «пьесе к годовщине», и Троицкий услышал среди прочих и свою фамилию.
Из яркого света зрительского фойе актеры переместились в душную полутьму закулисной части. Впереди в узком лабиринте зигзагообразного коридора Троицкому бросилась в глаза знакомая женская головка с темной макушкой под пышным начесом.
— Артемьева, Галка! — обогнал его полненький Фима, на ходу раскрывая объятия.
Темная макушка исчезла. Из толпы глянуло на Троицкого хмурое лицо крашеной блондинки. Ему показалось, что и она узнала его. «Нет, мы строители», — тут же он вспомнил её раздраженный голос, и обернулся: где Юрмилов? Но тот исчез сразу же после собрания. «На разведку», — шепнул он, подмигнув.
Впереди произошла заминка, движение застопорилось, послышались громкие восклицания:
— Илья Иосифович?
— Как? Вы еще здесь?
— А мы думали, что вы уже уехали!
Навстречу артистам в сопровождении Михаила Михайловича шел, чуть прихрамывая и опираясь на палочку, остроносый мужчина. Это был Воронов. Он успевал кивать направо и налево, жать актерам руки, острить, не прерывая разговора с Михаилом Михайловичем, и не останавливаясь.
— Здравствуйте, — перегородил ему дорогу Троицкий.
Илья Иосифович узнал его.
— Ну, как я вас купил, — подмигнул он, улыбаясь. — Вот, Михал Михалыч, рекомендую, очень способный юноша. Брал для себя, но что поделаешь… пользуйтесь.
— Илья Иосифович, я бы хотел, — запинаясь, быстро заговорил Троицкий, — если вы уезжаете…
— Нет, нет, нет. Я дал слово никого с собой не брать.
— Тогда напишите в министерство. На меня там лежит заявка из театра, куда я… где мне… раз вы уезжаете…
Воронов развел руками.
— Всё, молодой человек, не я ваш хозяин. Вот просите Михал Михалыча. Отпустите, Михал Михалыч? — с подковыркой спросил Воронов.
— А мы его сначала испытаем, — натянуто улыбнулся тот, обдав Троицкого ледяным взглядом, — какой он артист.
— Уж не ревнуете ли вы? Ай-ай-ай, Михал Михалыч, вы неисправимы. Так что… вот так, Троицкий, работайте.
В репетиционном зале, Михаил Михайлович, одутловатый, с обвисшими щеками, устало погрузился в кресло и тихо заговорил. Он напомнил, что в конце сезона многие из них уже начинали репетировать в этом спектакле, и надеется, что за отпуск не успели забыть найденное на репетициях. Поэтому он предлагает сверить по ролям текст и сразу идти на площадку.
— С чем же выпускались? — благодушно спросил он Троицкого после того, как был прочитан первый акт пьесы.
— Глумов, — отвечая ему, встал с места Троицкий. — Холден «Над пропастью во ржи». Еще мы играли… к юбилею вечер одноактных пьес Чехова. Я играл в «Предложении»…
— Ну, поигрались и довольно, — вдруг нетерпеливо прервал его режиссер, — надо и за дело браться.
— А мы не «игрались», Михал Михалыч. На наши спектакли нельзя было попасть.
— Будем считать, что нашему зрителю повезло, — озорно оглядев актеров, заметил Михаил Михайлович. — Может быть, благодаря вам в этом сезоне в театре яблоку негде будет упасть.
Актеры заулыбались.
— Итак, внимание! Возьмем сцену, где герой… в нашем спектакле — это вы, Троицкий, неожиданно обнаружил, что жена ему изменяет. Пожалуйста, занятые в сцене на площадку.
— Ну, молодой человек, идите, удивляйте!
Троицкий пробежал глазами текст.
— Текст сейчас не важен. Важно понять, что и как…
Актриса, игравшая неверную жену, её любовник, полный, смешной флегматик, текст шпарили наизусть, и сцена, судя по тому, как уверенно они её начали, была у них отрепетированной. Троицкий, карауля реплику, еще сам не знал, что сделает в следующую минуту, готовый броситься, как в прорубь, в репетицию, сочиняя роль на ходу. Партнеры в первую минуту опешили от незнакомого текста, переглянулись, и тоже стали импровизировать. Дальше всё шло, как в счастливом сне: одна удачная реплика рождала в ответ другую, такую же удачную, сцена вдруг получилась и напряженной, и грустной, и смешной. Все, не занятые в ней актеры, прыскали, фыркали. Михаил Михайлович кряхтел, оттопырив нижнюю губу. Троицкий выглядел именинником. Самый страшный экзамен в чужом коллективе он, как артист, выдержал.