— Слышал? Освобождаются комнаты. Давай договоримся: мы отказываемся, если будут предлагать комнату только одному из нас.
— Почему?
Юрмилов сладко зевнул, до ушей растягивая подвижный, будто резиновый, рот.
— Театр не будет из-за одного оплачивать двухместный номер. Значит, здешний администратор кого-нибудь подселит.
— Как это? Нет. Я с чужими жить не буду.
— Станут они спрашивать, подселят и всё. Так договорились?
Выйдя из гостиницы, Троицкий зашагал вниз по крутой асфальтированной дорожке к театру. Утренняя свежесть, пронизанная солнечными лучами, ударила в голову. Троицкий шел неторопливо, отдаваясь живому теплу осеннего солнца, чувствуя на лице его нежное прикосновение и замирая от едва ощутимой на лбу и щеках легкой тени, отбрасываемой деревьями.
Артемьева ждала его у дверей репетиционного зала.
— Посмотри туда.
Троицкий глянул в зал. В настежь раскрытые окна вместе с солнечным светом вливался пряный осенний воздух. В зале было прохладно и торжественно.
— Теперь ты понял? — спросила Артемьева.
— Нет, не понял, — чистосердечно признался Троицкий, — а что?
Она с сожалением покачала головой:
— Не слушаешь ты моих советов. А они не самые бредовые.
— Я слушаю, — беспечно ответил Троицкий, и улыбнулся. — Скажи, а кто это сидит у окна в светлом костюме?
— Это новый актер, — сдержанно ответила она, — первая ласточка Уфимцева.
Она еще что-то хотела добавить, но в это время вошел Книга. Он торжественно оглядел всех (по Троицкому его взгляд скользнул равнодушно, отрешенно) и пригласил актеров на площадку. Актеры встали. Встал и Троицкий. Встал и немолодой человек в светлом костюме. Троицкий устроился в кресле, как это требовалось по мизансцене, и развернул роль.
— Товарищи, — сказал Книга, глубоко вздохнув, чтобы унять одышку, — представляю вам нашего нового актера Горского Юрия Александровича. Надеюсь, что он быстро войдет в нашу актерскую семью. С сегодняшнего дня он будет репетировать в спектакле роль Андрея. В ближайшие дни сыграет несколько вводов. Актер он опытный, профессиональный, думаю, с ним наша работа пойдет веселее. А теперь приступим к репетиции.
— Троицкий, уступите место Юрию Александровичу, — мягко попросила помощница режиссера.
Троицкий встал, с трудом добравшись до свободного стула. Он будто оглох!
— В перерыве иди к директору, — шепнула Артемьева.
Юрий Александрович поначалу робко, но затем все смелее и смелее закатывал глаза и нежным голоском (он оказался у него сладким, как у лирического тенора) напевал что-то своей партнерше. Всё встало на свои места. Репетиция покатилась по раз и навсегда проторенному руслу…
В перерыве Артемьева повторила Троицкому: — Иди к директору. Он хоть и не очень любит вмешиваться, но… Ты молодой специалист, приехал в свой первый театр. Назначить другого актера в первый состав они могут, но не дать тебе сыграть во втором — нет.
— Не имеют права. Я же не отказался от роли, кто мне может…
— Иди — дружески подтолкнула его Артемьева, — и будь настойчив, пока тебе не всучили что-нибудь другое в этой же пьесе. А там производственная необходимость…
На мгновение взгляд Троицкого вырвался из паркетной решетки натертого до блеска пола и уперся в сползший на колени живот Книги. Всё поплыло и задвигалось перед ним.
Директор сидел за столом, подперев подбородок кулаками, и смотрел в окно. Заметив Троицкого, он вздрогнул и тотчас же выпрямился.
— Вы ко мне?
— Да.
— Садитесь, — кивнул директор. — Вам выдали подъемные? — поинтересовался он, уже готовый тут же звонить в бухгалтерию.
— Да, Игнатий Львович, спасибо, — поблагодарил Троицкий.
— А билет вам оплатили?
— Да. Но…
Троицкий даже привстал в кресле от нетерпения.
— Комнату получите, как только у нас что-нибудь освободится. Еще не все актеры уехали. Мы… понимаете, не можем их выставить на улицу. А через месяц театр должен получить несколько квартир… Я лично этим занимаюсь, так что… Мы о вас помним.