— Я, собственно, к вам по…
— Минуточку.
Он обезоруживающе улыбнулся, и поднял трубку. Звонил междугородный.
— Ждем, ждем, — быстро бросал он в трубку слова, — как же, готово. Конечно, сделаем… приступил, приступили…
Игнатий Львович не прижимал трубку к уху, а держал её на расстоянии, мучительно прислушиваясь к дребезжанию мембраны. Его лицо выражало болезненное напряжение. Он бросал в трубку слова, как в бездонную шахту, и тотчас же шарахался от неё. Бросит слово и отшатнется. Опасливо приблизится ухом, когда в трубке заговорят тише, и тут же качнется в сторону, потому что там кто-то повысил голос.
Закончив разговор, Игнатий Львович бережно опустил трубку на рычаг и снова повернулся к Троицкому с вежливой улыбкой, означавшей: «Так-с, молодой человек, вы ко мне?»
— Игнатий Львович, я к вам пришел…
Директор встрепенулся, лицо его в секунду поменяло несколько выражений, а взгляд спасительно рванулся к двери, но, перехваченный Троицким, забегал по столу.
— Я к вам пришел, чтобы мне объяснили, что происходит…
— А что происходит? — настороженно поинтересовался Игнатий Львович. — Ничего не происходит.
— Меня что, сняли с роли?
— С какой роли?
Игнатий Львович снова рванулся взглядом к спасительной двери.
— Я был назначен…
— Ах да, помню. Вот подъехал еще один актер… это с Уфимцевым, понимаете? — вдруг понизил он голос, — нашим новым главным. Вас обоих назначили и… Я не вижу повода для беспокойства.
— Значит, я не снят с роли?
— Что вы, ни в коем случае, нет.
— Значит, мы репетируем в очередь, сегодня он, завтра я?
— Да-да, в порядке очереди. Идите, репетируйте, и не волнуйтесь.
И уже в самую последнюю минуту, когда Троицкий открывал дверь, Игнатий Львович вдруг, как бы вынырнув из глубины собственной невозмутимости, бросил на него запоздало строгий взгляд, может, даже что-то хотел сказать — что-то очень важное, выстраданное, но, натолкнувшись на вопросительно обращенные к нему глаза Троицкого, передумал.
От одного вида опустевшего коридора у Троицкого со школьных лет обрывалось сердце. Опоздал! Он бросился к репзалу, на секунду замешкался у двери, подавив в себе то ли детский страх, то ли оторопь перед неминуемыми любопытными взглядами, рванул дверь на себя. Актеры были на площадке. Юрий Александрович непринужденно сидел в кресле. Он быстро освоился. Книга, по-видимому, им довольный, помягчал, и только спросил Троицкого:
— А вам что, молодой человек, особое приглашение?
— Простите, я был у директора, — вежливо, но внятно сказал Троицкий.
Что-то тут же сместилось в лице Книги. Оно оставалось прежним, его лицом, но расположение впадин и выпуклостей уже стало другим. На Троицкого он больше ни разу не взглянул до конца репетиции.
— Был у нас тоже один, — услышал Троицкий у себя за спиной голос Фимы, — ходил, ходил к директору… потом взял да и выпрыгнул в окно.
В коридоре его догнала Артемьева.
— Хочешь, вместе пойдем обедать? Подождешь меня минутку. — И Галя исчезла.
— Вы только не падайте духом. — Прямо на Троицкого шел огромный рыжий актер. — Вы молодец, говорю вам это со всей откровенностью, очень вас понимаю. Так держать.
Он пожал ему руку и прошел мимо.
В актерской проходной большое зеркало отражало скорбную фигуру дежурной, склонившуюся над книгой. «Самый образованный человек в театре», — острили актеры.
— Ваша фамилия Троицкий? — услышал он. — Вам письмо.
По почерку понял: письмо от Алены. Машинально надорвал уголок, но рука не послушалась и не вскрыла конверт до конца. Троицкий спрятал письмо. Галя не шла, а топтаться на виду у всех было неприятно и стыдно. Бог знает, откуда берется стыд у человека, когда его незаслуженно унизили. За кого ему стыдно?
— А что ж вы не идете домой? — спросила дежурная.
— Далеко идти, — пробормотал он, заметив, наконец, Артемьеву.
— Забежала к директору на минутку, и как видишь. Есть хочу — умираю… Уже неделю хожу к нему, — делилась она своей неудачей, — прошу для мужа место администратора… есть у них свободное, я знаю… объясняю, что так больше жить не могу — я здесь, он там…
Троицкий вспомнил квадратного мужчину в буфете гостиницы в день приезда.
— Всё обещает, — жаловалась она. — Когда к нему ни зайдешь, он, ни cлова не говоря, тут же хватается за телефон и звонит в управление. Но там никогда никого не бывает. Мне кажется, что оно просто миф, и выдумано дирекцией для таких простофиль, как я.