– Немедленно! Немедленно! – раздавались громкие крики митингующих. Их написанные кривыми буквами лозунги требовали «Немедленной справедливости!», «Только правды!» и призывали «Действовать!».
– Началом этого послужило чрезвычайное заседание городского муниципального совета, на котором должны были обсуждаться планы реконструкции города, – говорила в микрофон блондинка, – а сейчас происходит то, что вы видите за моей спиной. Мне удалось пообщаться с одним из лидеров протестующих и…
В этот момент дородный полицейский резким толчком оттеснил блондинку в сторону. Изображение на экране завертелось – было ясно, что оператора тоже толкнули.
Слышались яростные крики. Полетела брошенная кем-то бутылка и с лязгом разбилась о бетон. Строй полицейских прикрылся прозрачными плексигласовыми щитами.
– Черт возьми, – в сердцах произнесла Барбара, не понимая, что происходит.
Белокурая девушка-репортер и оператор обосновались на новом месте. Блондинка подвела какого-то человека к объективу камеры. Это был крепко сложенный азиат двадцати с небольшим лет; длинные волосы его были собраны в свисающий с затылка хвост; один рукав рубашки был оторван.
– Оставьте его, проклятые! Прочь от него! – повернув голову назад, закричал он, а затем повернулся к блондинке.
– Рядом со мной стоит Муханнад Малик, – начала она, – который…
– У нас нет ни малейшего желания терпеть эти чертовы отговорки, извращение фактов и непрекрытую ложь, – неожиданно прервав ее, закричал мужчина прямо в микрофон. – Настал момент, когда наш народ требует равенства перед законом. Если полиция будет игнорировать истинную причину смерти этого человека – а это явное и неприкрытое убийство на почве расовой ненависти, – тогда мы намерены добиваться справедливости собственными методами. У нас есть силы, и у нас есть средства. – Он быстро отошел от микрофона и, поднеся к губам рупор, закричал, обращаясь к толпе: – У нас есть силы! У нас есть средства!
Толпа взревела. Все ринулись вперед. Изображение на экране перекосилось, замелькало.
– Питер, давай перебираться в более безопасное место, – раздался голос девушки-репортера, и на экране появилась студия новостей телеканала.
Постное лицо диктора новостей, сидевшего за светлым столиком из сосны, было знакомо Барбаре. Некий Питер. Он всегда вызывал у нее неприязнь. Все мужчины с рельефными прическами были ей неприятны.
– Вернемся к ситуации в Эссексе, – объявил он.
Слушая его, Барбара зажгла новую сигарету.
Тело человека, сообщил Питер, было обнаружено ранним утром в субботу в доте на отмели одним из местных жителей, отправившимся на прогулку по Балфорду-ле-Нец. Как выяснилось, убитым оказался некий Хайтам Кураши, недавно прибывший из Пакистана, точнее, из Карачи, для того чтобы сочетаться браком с дочерью состоятельного местного бизнесмена. Небольшая, но быстро растущая пакистанская община города считает, что причиной смерти стало убийство на расовой почве – хотя сам факт убийства не установлен, – однако полиция до сих пор не сообщила о том, какие меры предпринимаются ими для расследования этого дела.
Пакистанец, подумала Барбара. Пакистанец. Вновь вспомнилось, как Ажар говорил: «У моих родственников возникли проблемы, но не очень серьезные». Так. Все правильно. Проблемы у его пакистанских родственников. Ну и ну.
Она вновь посмотрела на телевизор, из динамиков которого доносился монотонный бубнеж Питера, но Барбара не слышала, что он говорит. Она пыталась сосредоточиться, но не могла, потому что перескакивала с одной мысли на другую.
Исходя из того, что крупные пакистанские общины, существующие вне городской агломерации, встречаются в Англии крайне редко, наличие двух таких общин на побережье в Эссексе вряд ли можно было бы считать совпадением. Особенно если принять во внимание слова самого Ажара о том, что он едет в Эссекс; если учесть, что вскоре после его отъезда последовало сообщение о волнениях, грозящих перейти в мятеж; если вспомнить, что он уехал для того, чтобы уладить проблемы, возникшие в его семье… Барбара решила, что совпадений чересчур много. Таймулла Ажар явно ехал в Балфорд-ле-Нец.
Он, по его словам, собирался предложить «свой опыт в разрешении проблемы, с которой они столкнулись». Но что это за опыт? Метание камней? Подстрекательство к мятежу? А может, он рассчитывает принять участие в расследовании, проводимом местной полицией? Может, он надеется, что его пустят в криминалистическую лабораторию? А может – и это было бы ужасно, – он намеревается принять участие в тех протестных выступлениях общины, которые она только что видела по телевидению; в выступлениях, неминуемо ведущих к более жестокому насилию, арестам, тюремному заключению?