- Ой! - охнула тетя Нюра. - Значит, убег! - Она сорвала с шеи платок, заплакала и опустилась на землю. - Убег! Убег! - повторяла она. - Это я виноватая… - Она вскинула к милиционеру зареванное лицо. - А найдут, Игнат, - посадить могут?
- Могут, - ответил Игнат, будто извиняясь. - По нонешним строгостям - могут. Да еще горох чертов!
Тетя Нюра словно только услышала про это.
- Какой еще горох? - крикнула она и вскочила. - Какой горох?
Милиционер стоял, опустив голову, и ковырял култышкой мягкую землю.
- Николка! - крикнула тетя Нюра. - Какой горох?
К нам стали подходить колхозницы. Они останавливались поодаль и слушали.
Я вздохнул поглубже. Вот какой этот главбух проклятый, оказывается. Не поленился, значит, слазить в огород к Ваське, пока дома никого нет, посмотрел, растет ли горох.
- Это я, - произнес я дрогнувшим голосом, - арестуйте меня!
Милиционер удивленно оглядел меня по частям: сперва штаны, потом живот, потом голову с кепкой блинчиком.
- Арестуйте! - повторил я. - Васька тут ни при чем. Это я горох рвал.
- А много? - осторожно спросил милиционер.
- Два кармана! - ответил я. - А Васька меня отговаривал! А я его не послушался!
Милиционер плюнул.
- Чертов Макарыч! - сказал он. - Я думал, два мешка.
- И что к пареньку пристали! - проговорила старуха с веселыми глазами. Коленки она уже снова обмотала мешковиной и походила на пугало - руки бы ей только раскинуть да встать неподвижно. - Он вить работает вон как! Снопы возит! Жал намедни! Дак чо, ему гороху карман набрать нельзя?
Тетки, окружившие нас, загудели, закивали головами, но одна вздохнула:
- Охо-хо, с этим Макарычем лучше не путаться, под какой хошь закон подведет.
- Ребенка-то? - удивилась Маруськина бабка. - Да чо мы, безголосые али как? - В руке она держала поварешку и трясла ею, будто хотела врезать Макарычу по лысому лбу этой штуковиной.
Подошел бригадир, сытый и веселый. Ничего он не слышал, про что тут толковали.
- А ну, граждане бабы, поехали дальше, пока вёдро. Не дай бог, дождь зарядит.
Тетки стали расходиться.
Кто-то тронул меня за кепку. Я поднял голову. Милиционер уже сидел на лошади.
- Садись! - сказал он мне печально.
Я просунул ногу в свободное стремя и обреченно сел сзади него.
Женщины приветливо махали мне.
- Не боись, паренек! - крикнула старуха, обвязанная мешковиной.
Махнула рукой голоногая Маруська. Мелькнул общий чан, молотилка и спешащий к ней бригадир.
Сверху, с лошади, было далеко все видно.
- Вот что, паренек… как тя, - сказал милиционер.
- Колька, - ответил я, крепясь.
- Ежели пытать будут про горох, говори, что ничо не знаешь. Не брали, мол, никакой горох. Вас ведь только один Макарыч видел?
Я кивнул.
Тетя Нюра шагала рядом с конем и глядела на меня заплаканными глазами.
«Кругом какая-то чушь, - думал я, - горох этот проклятый, Васька куда-то сбежал…»
- Теть Нюр! - сказал я, стараясь ее успокоить. - Да вы не волнуйтесь. - Она взглянула на меня как на спасителя. Как на святого, который тут, на лошадиной спине, трясется. - Горох рвал я, Васька ни при чем, а сбежать он не мог, что вы! Он, наверное, на Белой Гриве пашет!
Я вспомнил двух изможденных теток и старую лошадь, вспомнил, как глядел на них Васька, когда мы уходили и все время оборачивались с горы, как он поджимал губы и шевелил желваками.
- На Белой Гриве? - удивился милиционер. - А ты откуда знаешь? Говорил он тебе, что ли?
- Да нет, - удивился я его непонятливости. Хотя откуда ему было понять? - Не говорил. Просто мы с ним туда ездили, там две женщины пашут, а поле - ого-го!
Тетя Нюра всхлипнула - то ли на радостях, что Васька еще, может, не сбежал, то ли от горя - пропал все-таки.
- Не реви, не реви, - успокоил ее Игнат, - сейчас доставлю вас и туда сгоняю.
- Будь чо будет! - проговорила вдруг твердо тетя Нюра, вытирая глаза. - Будь чо будет, только бы не убег! - Она вздохнула. - В жисть тогда перед Иваном не отвечу.
Я знал, что Иваном звали Васькиного отца, и удивился - он же погиб. Милиционер взглянул на нее сверху, цокнул на коня.
- А ты это всерьез, Анна? - спросил, помолчав, он, и я опять удивился.
Оказывается, Нюрой-то ее зовут так по-простому, а настоящее имя у нее Анна. «Анна! - подумал я. - Красивое имя. Как у королевы какой».
- Ох, Игнат, - ответила тетя Нюра, - что тебе и сказать, не знаю. Боюсь, не поймешь ты меня, осудишь, ведь ты воевал, ногу на войне потерял, значит, понять не захочешь.
Я слушал этот разговор вполуха, не очень вдумываясь в него. Все мне тюрьма мерещилась и строгий суд, где на стене висит герб СССР.