— Мы ведь сможем сделать из него христианина? Он еще совсем маленький!
Вспотевший барон в забрызганной кровью кирасе сделал головой знак «Нет!».
Мишель не захотел смотреть на то, что произошло с ребенком, хотя глухой удар о камень не оставил никаких сомнений. Он закрыл глаза и застыл, скованный ужасом. А вокруг ругались крестоносцы, связывая парней, обреченных на галеры, и рыдали девушки, которых волокли в хижину, чтобы там они в первый и, скорее всего, в последний раз в жизни послужили на потеху солдатне.
И на ум Нотрдаму пришла крамольная мысль, что быть католиком — отнюдь не всегда означает быть правым. Он попытался сам себе возразить, что еретики — не люди, а порождения дьявола. Ничего не вышло. Из хижин доносились крики боли и муки, которые стихали сразу же вслед за выстрелами «папских колюбрин». Он расплакался горько и громко, как ребенок.
А где-то в темном уголке его сознания Парпалус уже нашептывал полные тоски и тревоги метафоры.
ЗМЕЯ В КЛЕТКЕ
тояла уже поздняя осень, когда Джулия смогла наконец доставить Катерине, запертой в монастыре Сен Поль де Мансоль, известие, которого та ждала столько времени.
— Я получила вести от епископа Торнабуони, — радостно объявила она, поставив на стол закрытое блюдо и дымящуюся чашку. — Он вернулся в Париж после долгого путешествия во Флоренцию. Думаю, Козимо Медичи отправил его по следу Лорензаччо.
— Прекрасно! — воскликнула Катерина. — Ты видела его самого?
— Нет. Вы же знаете: господин Бертран Гюголен, которому меня поручили, не позволяет мне выходить одной. Но я написала монсиньору, что вас прячут здесь.
— Как тебе удалось ему написать, если Гюголен тебя стережет?
— Ко мне очень хорошо относится его жена, Жордана. Она ненавидит мужа и готова на все, лишь бы ему насолить. К тому же она приходится сестрой Жану де ла Меру, первому консулу Сен-Реми. Думаю, мое письмо уже у епископа Торнабуони.
— Великолепно, — кивнув, сказала Катерина. — Но скажи-ка: тебе удалось разузнать, почему Меркюрен привез меня именно сюда?
Катерина не могла понять, зачем ее заключили в мужской монастырь, а не в женский. На плохое обращение она пожаловаться не могла. В первую же ночь по прибытии ее тщательно осмотрел монастырский врач, который прекрасно знал свое дело и ничуть не смущался видом женской наготы. С помощью Меркюрена он смазал ей раны бальзамом и потом многократно повторял эту процедуру.
С течением месяцев Катерина поправилась и из разряда больных перешла в разряд пленниц. Ее заперли в келье со множеством засовов. Дверь открывалась только для врача или для приносившей еду Джулии. Ни один из монахов не имел прямых контактов с пленницей, кроме лекаря, которого всегда сопровождал Меркюрен. Все это очень беспокоило Катерину. Хотя зеркала у нее не было, она чувствовала, что красота ее расцвела с прежней силой. По крайней мере, она на это надеялась. Она рассчитывала, что ей удастся соблазнить какого-нибудь из здешних августинцев и приспособить его под свои нужды. Но изоляция была строгой, и единственной связующей с миром нитью оставалась Джулия. Если же кто из монахов ей и встречался, то не обращал на нее ни малейшего внимания.
Джулия покачала головой.
— Нет, мама, я не знаю, зачем вас привезли сюда. Знаю только, что Меркюрен дружен с Бертраном де Нотрдамом, братом Мишеля, и с другим его братом, юным Антуаном. Говорят, что в прошлом Меркюрен был любовником единственной сестры Нотрдама, Дельфины.
При упоминании о Мишеле герцогиня невольно вздрогнула, но женский инстинкт пересилил, и она спросила:
— И хороша собой эта Дельфина?
— Настоящее пугало. Но она уступчива, и у нее полно поклонников. Мужчинам много не надо.
Лоб Катерины разгладился, словно незавидная внешность сестры ненавистного Нотрдама могла служить прелюдией к наказанию его самого. После недолгого молчания она заговорила совсем на другую тему.
— Я все же надеюсь, что монсиньор Торнабуони снова возьмет меня на службу. В конце концов, это из-за него и из-за императора Карла Пятого я едва не умерла от побоев, опозоренная этим канальей из Экса. Ты, конечно, сообщила в письме, что я готова любым способом ущемить интересы короля Франции…
— Вы не знаете последних событий, мама, — сказала Джулия своим обычным бесцветным голосом, — В прошлом году в Крепи Франциск Первый и император подписали мирный договор, и теперь они союзники. Нынче все внимание короля Франции сосредоточилось на еретиках. Знаете, что произошло весной на горе Люберон?