— А как его зовут? Не Пьетро Джелидо, случайно?
Отец Михаэлис отрицательно покачал головой.
— К сожалению, я не знаю его имени. Здесь, на площади, видели, как он разговаривал с какой-то знатной дамой, и она быстро ушла. Думаю, что знаю, о ком идет речь. На мой взгляд, эта парочка что-то задумала.
— Я побежал в церковь! — воскликнул Рондле и повернулся к Мишелю: — Извини, что бросаю тебя.
— Ничего. Не забудь про обед у нас.
Отец Михаэлис огляделся.
— А я пойду предупрежу стражу. Что-то никого из них не видно.
Он уже собрался было откланяться, как из собора послышались громкие крики. Мишеля вдруг охватило волнение, и он быстро обернулся в сторону шума. На пороге собора показался человек, за ним, размахивая обнаженными шпагами, двигалась группа фанатиков. Он сразу узнал Пьетро Джелидо. Казалось, что за годы, прошедшие с их последней встречи, тот помолодел. Жилистыми, мускулистыми руками он высоко над головой держал какой-то круглый предмет.
Пьетро Джелидо — а это был, несомненно, он — швырнул предмет на мостовую, и тот разлетелся на множество осколков. Монах крикнул:
— Вот, видите? Это была голова Мадонны. В этом соборе практикуется суеверный культ священных изображений. Как будто святые могут быть низведены до мраморных черепков, и Господь Бог вместе с ними!
На площади поднялся возмущенный рев голосов. Все, кто был при оружии, выхватили шпаги. Тут из бокового переулка хлынула толпа простолюдинов вперемешку с буржуа, одетыми в черное. Их было не так уж много, но все с копьями, вилами и длинными мясницкими ножами. Они взяли в кольцо Пьетро Джелидо, и без того окруженного вооруженным отрядом, и быстро ретировались. На площади завязались многочисленные поединки, воздух звенел от эха бьющихся друг о друга клинков. Главная улица загудела от топота копыт и лошадиного ржания: приближался конный патруль. Испуганные лошади шарахались во все стороны.
Мишель увидел, как Рондле бросился в церковь, а Михаэлис, выхватив шпагу у какого-то старого солдата, ринулся в общую свалку. Сцена ясно отпечаталась в его мозгу, а потом ее вытеснил образ Жюмель. Она что-то кричала ему, заслоняя руками детей.
Это состояние полусна-полуяви длилось долю секунды. Когда оно прошло, Мишель вскрикнул и опрометью бросился с площади домой. На бегу он краем глаза успел заметить, как какой-то разъяренный аристократ топчет ногами распятие. Он ужаснулся, но мысли его были заняты другим. Навстречу ему выехал патруль, и Мишель вжался в стену. Невыносимо ясно перед ним снова встал образ испуганно кричащей Жюмель.
Дом казался спокойным на первый взгляд, только входная дверь была распахнута. Мишель вбежал внутрь с сердцем, сжавшимся от страха и тревоги. Вестибюль был пуст. Он взлетел по лестнице, задыхаясь от нарастающей тоски, и только на пороге спальни вздохнул с облегчением.
Жюмель была там. С ужасом глядя на дверь, она прижимала к себе детей. Когда Мишель подбежал к ней, она его не узнала. Тяжело дыша, она с такой силой стискивала детей, что они громко плакали в тишине. Мгновение спустя руки ее чуть разжались.
— Я так и знала, что эта женщина опять явится, — прошептала она еле слышно. — Придет, чтобы убить их.
Мишель был не способен ни на одну логичную мысль. Он бросился к жене и детям и начал лихорадочно покрывать их поцелуями. Старшая, Магдалена, заулыбалась, а маленький Сезар продолжал плакать.
— Что случилось?
— Пришла женщина, — ответила Жюмель, немного успокоившись. Она изо всех сил старалась побороть волнение и говорить ясно. — Я ее сразу узнала. Я встречалась с ней в Париже два года назад. Тогда она была очень красивая, только глаза холодные и злые. Теперь она выглядит сильно потрепанной, а глаза все те же.
Мишель заметил, что жена сбивается, и даже подумал, что она бредит. Надо было немедленно вернуть ее к действительности.
— Жюмель, ты уже много лет не была в Париже, — сказал он, ласково поглаживая ее по щеке. — Ты путаешь.
— Нет, я не путаю, — Жюмель всхлипнула. — Я была в Париже тайком от тебя, в тысяча пятьсот пятьдесят втором году. Но я сделала это для твоего блага. Я думала, что встречу Диего Доминго Молинаса, который мучил меня письмами, а встретила эту женщину.
Мишель был ошеломлен, но виду не подал. Обман его не трогал: он слишком любил жену.
— Ты знаешь ее имя? — ласково спросил он.
— Да, Катерина Чибо-Варано. Думаю, она итальянская аристократка.
У Мишеля вырвался крик.
— Опять она! И каждый раз она путается у меня под ногами!
— Не знаю, по своей ли воле она действует: с ней был монах, может, ее любовник, тоже итальянец.