Погрузившись в свои мысли, он не сразу увидел, что к нему с той стороны улицы приближается Этьен Лассаль, хозяин мельницы, что находилась напротив его дома. Пузатый, вечно перемазанный мукой мельник был очень возбужден.
— Доктор де Нотрдам, — начал мельник, стащив берет с лысой головы, — мне надо с вами посоветоваться.
Мишель с трудом оторвался от своих мыслей.
— Что случилось? Кто-нибудь из мальчиков заболел?
— Нет, это я не в порядке, очень волнуюсь.
— А в чем дело?
— Дело в странных цветах. — Лассаль сглотнул, — Видите ли, я сам развожу кукурузу на муку. Так вот, уже с месяц среди початков, которые хранятся в амбаре, я нахожу какие-то невиданные цветы. Нет, бывает, что попадаются всякие сорняки или побеги винограда, но цветы, которые я нахожу в последнее время, меня пугают.
Мишеля передернуло, когда он представил себе, что сейчас увидит. Но, пересилив дрожь, он протянул руку:
— У вас есть с собой хоть один? Покажите-ка.
Мельник положил ему на ладонь пригоршню цветков. Они чуть завяли, но не засохли. Мясистые, складчатые лепестки были липкими на ощупь и склонялись к дрожащим пестикам. Они были похожи на маленькие желтые глаза с выкаченными глазными яблоками и внушали ужас.
Мишель прекрасно понял, что это означает.
— Он уже здесь, — неосторожно прошептал он, — может быть, совсем близко.
— Вы о ком? — спросил Лассаль.
— Да так, ничего. А скажите, вы, случайно, не слышали разговоров о каких-нибудь необычных событиях? О двойных звездах на небе, о рождении уродцев или о дождях из вязкой красной грязи?
Мельник перекрестился.
— Вы меня пугаете, доктор. Раньше я слышал что-то подобное, но вот уже годы, как никто…
— А может, о двойных красноватых кругах вокруг луны, о рождении двухголовых телят, о появлении двойных кругов вокруг солнца? Как будто к нам заглядывает иной мир?
— О господи, нет! — Мельник побледнел. — Вы на самом деле меня напугали. Единственное, что необычно, так это дымка, которой в Провансе отродясь не было.
Мишель поднял глаза.
— Дымка? Что за дымка? Облачка случаются, но небо ясное.
— Она обозначилась к югу отсюда и быстро распространяется, — Лассаль обвел рукой вокруг себя. — Путешественники говорят, что от Марселя до Экса горизонт стал не таким прозрачным, как обычно, он словно затянут дымкой. Солнце днем не греет, а ночью так темно, что даже звезд не видно. Люди говорят, что дело в фокусах зимы.
Мишель выронил цветки и поднес руку к плечу, ощутив странный запах.
— Значит, дымка распространяется?
— Да, последний путник, который о ней говорил, был из Авиньона. А что, здесь есть какая-то опасность?
— Нет, успокойтесь. Боюсь, это касается только меня, по крайней мере пока. Забудьте о цветах и дымке, господин Лассаль, тем более что все равно ничего не поймете.
Он кивнул мельнику и, не обращая внимания на его удивление, вошел в дом. Маленький шрам на плече невыносимо разболелся. Закрыв дверь, он опрометью бросился по лестнице на верхний этаж, лихорадочно стараясь вспомнить точную дозировку белены и ястребиной травы для зелья.
НЕНАВИСТЬ
атерина Чибо-Варано пылко сжала руки Жюмель.
— Вы хорошо сделали, что пришли, друг мой, — радостно начала она, — Муж не возражал против вашей поездки? Салон и Париж порядком далеки друг от друга.
— Он думает, что я в Лионе, у кузины. Даже дал мне с собой рукописи, которые я должна отдать в типографию, — Жюмель огляделась с легким недоверием, — А где господин Молинас? Я думала, что встречу его здесь.
Катерина, заставив себя излучать доброжелательность, тряхнула головой.
— Он живет в другом квартале Парижа. Чтобы добраться до Сен-Жермен-де-Пре, ему понадобится по крайней мере час. Но я уже послала слугу известить о вашем приезде.
— Я так давно его не видела, — задумчиво сказала Жюмель, — Но должно быть, он в курсе всех событий моей жизни. В последнем письме он поздравлял с рождением Магдалены.
— Вашей дочери?
— Да. Ужасное имя, правда? Но Мишель настоял, чтобы ее так назвали, и у меня не было сил ему возразить.
— Имя Магдалена вовсе не кажется мне таким ужасным.
— Это потому, что оно красиво звучит, а в Евангелии так звали раскаявшуюся грешницу.